Халил Магомедович Фаталиев

  ПОД РЕДАКЦИЕЙ

  Профессора Г. В. Платонова

  Доцента П. Г. Сивоконь Доцента К. А. Новосельцева

  Халил Магомедович Фаталиев.

  ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

Предпринимая это издание, как авторы статей, так и издательство ставили перед собой двоякую цель. Прежде всего они стремились дать возможно более полное и все­стороннее освещение жизненного пути профессора X. М, Фаталиева как ученого. Кроме того имелся в виду ха­рактер личности и многогранной деятельности X. М. Фа­талиева. У всех знавших его людей осталась память о нем, как о человеке и ученом незаурядных способ­ностей, большой эрудиции, неиссякаемой энергии, моральной чистоты и беззаветной преданности делу нашей партии. В этом отношении книга несомненно бу­дет представлять интерес для широкого читателя и осо­бенно для учащейся и научной молодежи.

Издательство и авторский коллектив считали необ­ходимым в кратких очерках дать обзор тех разделов философии естествознания, в разработке которых прини­мал активное участие покойный профессор X. М. Фаталиев. Авторы статей стремились дать достаточно ясное представление читателю как о современном состоянии данной проблемы, так и о тех выводах в ее изучении, которые были сделаны X. М. Фаталиевым.

При этом авторы неизменно старались сделать изло­жение своих статей возможно более популярным, до­ступным не только для читателя, обладающего специальной физико-математической и философской подготовкой. И если такие попытки не во всех случаях им удались, то в этом не всегда можно винить только авторов статей. Само содержание излагаемых проблем зачастую ставит в этом отношении известные пределы, а погоня за боль­шей популярностью может привести к упрощенчеству, к утрате научной точности и строгости, что было бы не­допустимым и неоправданным ни с какой точки зрения.

Издательство полагает, что настоящий сборник яв­ляется естественным продолжением той большой работы по посмертному переизданию трудов X. М. Фаталиева, которая была проделана в последние годы кафедрой диалектического и исторического материализ­ма естественных факультетов МГУ.

Все отклики и замечания по поводу книги, а также 'возможные дополнения и воспоминания, связанные с жизнью и творчеством проф. X. М. Фаталиева, просим высылать по адресу: Москва, В-234, Ленинские горы, Московский государственный университет, Зона А., к. 1008 и Дагестанская АССР, г. Махачкала, ул. Марко­ва, 55, Дагкнигоиздат.

Профессор Г. В. ПЛАТОНОВ

X. М. ФАТАЛИЕВ КАК УЧЕНЫЙ, ПЕДАГОГ И ОБЩЕСТВЕННЫЙ ДЕЯТЕЛЬ

В расцвете сил и творчества безвременно ушел от нас видный советский ученый и общественный деятель, талантливый сын дагестанского народа, профессор Мо­сковского государственного университета Халил Маго­медович Фаталиев (1915—1959 гг.). В нем мы имели редкое сочетание ученого-исследователя, опытного пар­тийного руководителя, педагога и пропагандиста. За свою короткую жизнь — X. М. Фаталиев погиб, когда ему не исполнилось и 45 лет, — он сумел проявить себя во всех этих разнообразных сферах.

В биографии X. М. Фаталиева находят яркое отра­жение коренные изменения, происшедшие в жизни авар­ского и других народов Дагестана после Великой Ок­тябрьской социалистической революции.

До 1917 года Дагестан был одной из наиболее отста­лых национальных окраин царской России. Промышлен­ность, сельское хозяйство и культура находились на крайне низком уровне. В 1913 году в Дагестанской об­ласти школы посещало только 4 процента детей школь­ного возраста. Подавляющее большинство населения находилось во власти мусульманской религии. Всюду господствовали архаические формы быта. У дагестан­ских народов не было политических прав.

X. М. Фаталиев родился в глухом горном аварском ауле Кудали, в семье крестьянина.

Великий Октябрь открыл народам Дагестана свет­лый путь в будущее. Начала развиваться промышленность, расти число школ, больниц, театров. Дагестан­ские горцы упорно тянулись к школе, к знаниям, «На местах, — писалось в газете «Красный Дагестан» от 13 сентября 1922 г., — почти по всему Дагестану наблю­дается большая тяга к учебе... Молодой горец за отсут­ствием в своем родном ауле школы приходит за 100— 120 верст в Наркомпрос с просьбой определить его в школу». (Цит. по А. Абилову. Очерки советской культу­ры народов Дагестана. Махачкала, 1959, стр. 33).

Одним из таких горцев был молодой Халил Фаталиев, поступивший в школу в 1924 году. Наряду с на­чальными школами в республике организуются фаб­рично-заводские семилетки, средние школы, технику­мы, институты. Особенно быстро растет сеть педагоги­ческих училищ и средних профтехнических учебных за­ведений. Если до 1917 года в Дагестане были всего лишь две профтехнические школы, насчитывавшие менее сот­ни учащихся, то за первые 10 лет Советской власти здесь было открыто 12 средних профтехнических училищ, в ко­торых занималось 1776 человек. Только в 1925 году в Махачкале открывается четыре техникума: индустриаль­но-экономический, медицинский, ветеринарно-зоотехнический, музыкальный.

Через два года после открытия Махачкалинского ин­дустриально-экономического техникума в него поступает X. М. Фаталиев.

В 1931—32 гг. в Махачкале начинают работать пе­дагогический, медицинский, сельскохозяйственный инсти­туты. Еще раньше здесь организуется Дагестанский научно-исследовательский институт культуры (1924 г.), Дагестанский музей, сельскохозяйственные опытные станции. Создается -научно-исследовательский институт промышленности (1932 г.). Все эти учебные и научные учреждения комплектовались прежде всего за счет ко­ренного местного населения — аварцев, даргинцев, лез­гин, кумыков и т. д.

Наряду с учебой в местных учебных заведениях да­гестанская молодежь получала образование в вузах н техникумах Москвы, Ленинграда, Баку и других круп­ных культурных центрах Советского Союза. В 1930—31 учебном году за пределами Дагестана обучалось свыше 1500 дагестанских юношей и девушек.

Среди тех, кто решил получить подготовку в головном вузе страны—Московском государственном универ­ситете, был комсомолец X. М. Фаталиев, досрочно окон­чивший в 1932 году Махачкалинский индустриально-эко­номический техникум. Нелегко ему было на первых по­рах в Московском университете. Техникум не давал та­кой широкой теоретической подготовки, как общеобразо­вательная средняя школа. Приходилось самостоятельно восполнять многие пробелы в знаниях. Но юный горец был упорен. Он знал, что трудно было не только ему. В это время его родной Дагестан, как и весь Советский Союз, досрочно закончив выполнение первой пятилетки, приступил к осуществлению второго пятилетнего плана развития народного хозяйства.

Годы учебы X. М. Фаталиева были теми героически­ми годами, когда советские люди, ломая сопротивление классового врага, закладывали фундамент бесклассово­го социалистического общества. Советские студенты, готовясь стать учеными, инженерами, врачами, вместе с тем принимали активное участие в социалистическом строительстве, в пропагандистской и культурно-просве­тительной работе среди трудящихся. Так в учебе и труде формировалось новое поколение специалистов, которым суждено было сыграть видную роль в Великой Отечест­венной войне советского народа, в восстановлении раз­рушенного фашистскими полчищами народного хозяй­ства, в развернутом строительстве коммунистического общества.

X. М. Фаталиев всегда был в первых рядах студен­тов Московского университета. Физический факультет он окончил в 1937 году с отличием и был оставлен в ас­пирантуре.

В 1940 году после успешной защиты диссертации «К вопросу об изучении эффектов слабого магнитного поля в плазме газового разряда» молодой кандидат физико-математических наук возвращается в Махачкалу в ка­честве заведующего кафедрой физики Дагестанского пединститута. К этому времени в институте уже было произведено пять выпусков, и школы Дагестана получи­ли более 500 учителей средней школы. В составе инсти­тута работали ряд профессоров, доцентов, кандидатов наук. И все же их явно недоставало. Особенно мало бы­ло ученых из числа местных народностей. X. М. Фаталиев был одним из первых молодых дагестанцев—канди­датов наук, приступивших к работе в пединституте.

Получив в Московском университете не только осно­вательную теоретическую подготовку, но и хорошую об­щественно-политическую закалку, он проявил на работе незаурядные организаторские способности. Поэтому уже через два года его. выдвигают на пост директора ин­ститута.

В это время шла Великая Отечественная война. Весь советский народ мужественно поднялся на защиту свое­го социалистического отечества от фашистских полчищ. Внимание всего мира было приковано к гигантской бит­ве, развернувшейся на Волге. Гитлеровские орды рвались на Кавказ. Каждый советский патриот, находился ли он «а фронте или в тылу, своей повседнев­ной работой отстаивал социалистическую Родину.

X. М. Фаталиев в годы Великой Отечественной вой­ны выполнял свой гражданский долг, работая директо­ром Дагестанского пединститута, а затем заведующим отделом школ Дагестанского обкома партии. Его кипу­чая, неутомимая деятельность во многом способствова­ла тому, что, несмотря на колоссальные трудности, в республике продолжали работу почти все школы, а.ко­личество средних учебных заведений даже увеличилось. Шла интенсивная подготовка учительских кадров вза­мен учителей, ушедших на фронт.

Титанические усилия советского народа, его муже­ство и стойкость, великие преимущества социализма пе­ред капитализмом привели в 1945 году к долгожданной победе над врагом. Перед народами Дагестана, как и всего Советского Союза, встали новые грандиозные за­дачи. Нужно было не только залечить кровоточащие раны, нанесенные войной, но и обеспечить новый скачок по пути к коммунизму. Еще более возросла роль науки в жизни нашего общества. В этих условиях стало осо­бенно важным пополнить партийные и советские кадры наиболее квалифицированными работниками, способны­ми применить в своей практической деятельности новей­шие достижения науки.

В 1946 году дагестанские коммунисты избирают X. М. Фаталиева вторым секретарем обкома партии. В 1947 го­ду он становится депутатом Верховного Совета РСФСР и ДАССР. Перед ученым открываются широкие горизонты организаторской деятельности. И он не щадит сил, здоровья, времени, упорно борется за осуществление партийных решений по дальнейшему подъему промыш­ленности, сельского хозяйства, культуры родного края.

Но подлинным призванием X. М. Фаталиева по-прежнему оставалась наука. Работая директором пед­института, он не прекращал своих экспериментальных исследований в физической лаборатории, о чем свиде­тельствуют публикуемые им и в годы войны научные труды. Работа в обкоме партии, связанная с постоян­ными разъездами по республике, массой совещаний и другой организационной деятельностью, лишала его этой .возможности. Пока шла война и восстановление народного хозяйства в первые послевоенные годы, приходилось откладывать на будущее мечту о возвращения к научной деятельности. Но наступил момент, когда это стало возможным.

Учитывая горячее стремление кандидата физико-ма­тематических наук X. М. Фаталиева к продолжению на­учных занятий, Дагестанский обком партии направляет _:его в Москву, в докторантуру. В этом решении получи­ли отражение те качественные изменения, которые про­исходили в развитии науки в республике.

В 1945 году в Дагестане создается научно-исследова­тельская база Академии наук СССР. В ее состав входят шесть естественнонаучных секторов—геологии, энергети­ки, химии, почвоведения, зоологии и ботаники, а также Научно-исследовательский институт истории языка и ли­тературы (так назывался с 1938 г. бывший Дагестанский научно-исследовательский институт культуры) и др. научные учреждения. В 1949 году база была преобразо­вана в Дагестанский филиал Академии наук СССР. Большую исследовательскую работу, наряду с подготов­кой кадров, развернули медицинский, педагогический и сельскохозяйственный институты. Республика ощущает теперь острую нужду не только в кандидатах наук, но и в специалистах высшей научной квалификации — док­торах наук.

Еще будучи студентом и аспирантом МГУ, X. М. Фа­талиев испытывал большое тяготение не только к спе­циальным вопросам физики, но и к философским, миро­воззренческим проблемам как общественно-политиче­ского, так и естественнонаучного характера. Эта наклонность еще более усилилась во время работы в пединсти­туте и, особенно, в обкоме партии. В годы войны часто приходилось выступать с лекциями и докладами на фи­лософские и политические темы. К каждому из них X. М. Фаталиев тщательно готовился, прочитывая массу соответствующей литературы. Ему становилось все бо­лее очевидным, что для научного прогресса большое зна­чение имеют не только экспериментальные исследования, но и последовательно-научная философия — диалекти­ческий и исторический материализм.

Если в годы работы в обкоме партии путь к экспери­ментальным исследованиям X. М. Фаталиеву был прак­тически закрыт, то для изучения литературы и философ­ского осмысливания научных данных время, хотя и урыв­ками, удавалось выкроить — за счет сна, отдыха, вос­кресных дней. Уже тогда у него созревает идея проана­лизировать роль диалектического материализма в раз­витии физики, проследить перипетии борьбы советских физиков за марксизм в области своей науки. Многое для выяснения этой проблемы было сделано уже в Махач­кале. Но решить ее до конца можно было лишь в Мо­скве, в живом общении с крупными научными работни­ками, с обширной литературой н архивными докумен­тами.

И вот X. М. Фаталиев становится докторантам физи­ческого факультета МГУ. Снова родные лаборатории,, встречи с известными учеными, со своими прежними друзьями— однокурсниками. Не все одобряли избран­ную им тему докторской диссертации: «К истории борь­бы за диалектический материализм в советской физике». Говорили, что она очень сложна и «щекотлива», что> лучше взять тему «поспокойнее». Но ученого-коммуниста не страшили трудности. X. М. Фаталиев знал, что эта те­ма нужна для науки, для последовательного осуществ­ления идей В. И. Ленина о нерушимом союзе философов-марксистов с естествоиспытателями. И он вдохновенно* работает над своей диссертацией.

Ясный ум, упорство в достижении поставленной це­ли, глубокое понимание необходимости решения выдви­нутой проблемы для науки, дали возможность докторан­ту не только уложиться в отпущенный ему двухгодичный срок, но и сократить его. Уже в декабре 1950 года в ре­зультате успешной защиты диссертации X. М. Фаталиеву присуждают ученую степень доктора физико-мате­матических наук.

В те годы, в соответствии с решением Советского правительства, на Ленинских горах сооружался гран­диозный дворец «науки —новое здание Московского уни­верситета. Пока шло строительство, факультеты готови­лись к освоению новых зданий, к реализации планов значительного расширения фронта научных исследова­ний и подготовки студентов, аспирантов. И то, и другое требовало не только нового оборудования, но и новых кадров ученых, преподавателей.

Хотя Москва понимала потребности Дагестана в на­учных работниках, при решении вопроса о месте работы нового доктора наук пришлось отдать предпочтение Мо­сковскому университету. Головной университет страны не выполнил бы возложенных на него задач, если бы его кадры формировались только за счет москвичей, если бы сюда не 'Привлекались лучшие -научные и преподаватель­ские силы из различных республик нашей многонацио­нальной Родины.

X. М. Фаталиев был оставлен в Москве. Первое время, до переезда в новое здание МГУ, он работал стар­шим научным сотрудником и одновременно секретарем партийного бюро физического факультета. А когда в 1953 году новые корпуса открыли свои' двери для сту­дентов и преподавателей, X. М. Фаталиеву поручили заведывание кафедрой диалектического и исторического материализма естественных факультетов Московского университета.

Перед марксистской философией, как и другими об­щественными науками, открывались тогда невиданные ранее перспективы развития. После смерти Сталина ленинское ядро ЦК КПСС, возглавляемое Н. С. Хруще­вым, «повело линию на решительное выкорчевывание вредных последствий культа личности, тормозившего наше движение вперед. Преодолевая противодействие кучки догматиков и рутинеров, партия навсегда покон­чила с наблюдавшимся ранее беззаконием, восстановила ленинские нормы партийной и советской демократии, устранила путы, сковывавшие творческую мысль ученых, положила конец администрированию и окрикам, кото­рые при жизни Сталина нередко подменяли свободный обмен мнениями. Все это создавало благоприятную обстановку для развития всех отраслей науки, для упроче­ния и развития завещанного великим Лениным союза философов-марксистов и естествоиспытателей,

В этих условиях было очень важно, чтобы во главе философской кафедры естественных факультетов МГУ стоял человек, не только хорошо знающий философию и естествознание, но и обладающий должной принципиаль­ностью и в то же время достаточной гибкостью и так­том, чтобы умело и последовательно проводить в науке линию партии. Всем этим требованиям как нельзя луч­ше удовлетворяла кандидатура доктора физико-матема­тических наук, в прошлом секретаря обкома партии— X. М. Фаталиева.

В ходе устранения ошибок, допущенных при жизни Сталина по вопросу о союзе философов и естествоиспы­тателей, отдельные советские ученые стали отклоняться в другую крайность. Справедливо высказываясь за друж­ную совместную работу философов и естествоиспытате­лей,    они  недооценили того,    что   подлинно   ленинский союз философов и естествоиспытателей может зиждить­ся  только  на   принципиальной  основе  диалектического материализма. Поэтому осуществление этого союза дол­жно проводиться не за счет беспринципного взаимопро­щения грехов, а путем, совместной борьбы против любых извращений марксистско-ленинской методологии, против нарушения принципа партийности. Нарушение этих тре­бований привело к усилению механистических    ошибок среди некоторой части научных работников — сведению высших форм движения материи к низшим, к утвержде­ниям, будто счетно-вычислительные устройства обладают свойством, сознания, будто «человек — машина»- и т. д. Одновременно в  работы   отдельных    естественников-стали проникать заявления, будто в естествознании нет и не может быть   ни метафизических,  ни   идеалистиче­ских извращений, поскольку естественник  имеет дело с фактами, а  факты не бывают ни метафизическими, ,ни идеалистическими. И это говорится в то время, когда в капиталистических, странах широко распространены та­кие идеалистические концепции, как «физический, идеа­лизм», витализм и т. д., против которых В. И. Ленин вел; непримиримую борьбу.

Подвергая критике подобные нездоровые настроения среди  некоторой части научных  работников,  секретарь ЦК КПСС академик Л. Ф. Ильичев в своем докладе на общем собрании АН СССР 19—20 октября 1962 года заявил: «В защите и развитии науки мы должны быть последовательны. Между тем есть настораживающие признаки. Не умея отличить зерен от плевел, прежде не­которые философы, ссылаясь на идеалистическое истол­кование буржуазными идеологами новейших открытий естествознания, склонны были подвергать критике сами эти открытия. После справедливых замечаний в их .адрес те же ученые допускают или, скажем мягче, могут допу­стить другую крайность—торопятся объявить маркси­стским любое истолкование последних данных естество­знания». (Л. Ф. Ильичев. Научная основа руководства развитием общества. «Коммунист» ? 216, 1962, стр. 28.)

X. М. Фаталиев был решительным противником по­добных шатаний. Он неуклонно проводил в жизнь ука­зание партии, что мирное сосуществование между со­циалистическими и капиталистическими странами .от­нюдь не означает отказа от идеологической борьбы, что нет и не может быть примирения между марксистской и буржуазной идеологией, между материализмом и идеа­лизмом, диалектикой и метафизикой.

Последовательно проводя линию партии на развитие и укрепление подлинно ленинского союза философов и.. естествоиспытателей, X. М. Фаталиев считал, что этот союз не может строиться на основе взаимных амнистий, что подлинная дружба между учеными отнюдь не исклю­чает споров, дискуссий, партийной критики допущенных, ошибок. Такая принципиальная позиция заведующего философской кафедрой не нравилась некоторым, научным работникам, но большинство философов и естество­испытателей Московского университета воспринимали ее правильно, они глубоко ценили и уважали X. М. Фа­талиева.

По инициативе X. М. Фаталиева — в то время члена бюро парткома МГУ —в 1959 году на всех факультетах было организовано глубокое изучение идейного содер­жания учебного процесса. Материалы специальной ко­миссии парткома, возглавлявшийся X. М. Фаталиевым, были поставлены на обсуждение специально созванного по этому вопросу партийного актива университета. В Докладе и развернувшихся прениях были подвергнуты острой критике факты безыдейности и методологической беспомощности лекционных курсов некоторых профессоров и доцентов. В результате горячего обсуждения были выработаны конкретные меры борьбы за упрочение свя­зи теории с практикой, за усиление диалектико-материалистической направленности учебников, учебных посо­бий, лекций и семинарских занятий.

При активном участии X. М. Фаталиева руководимая им кафедра подготовила и выпустила в свет совместно с естественниками большой коллективный труд в трех томах «Философские вопросы естествознания». В нем по­лучили отражение философские вопросы математики, физики, химии биологии, геологии и географии. В подго­товке трехтомника приняли участие 43 автора, в том числе 16 философов и 27 естествоиспытателей. Среди них такие крупные ученые, как члены-корреспонденты АН СССР Я. И. Герасимов, Г. В. Никольский, профессора Г. П. Горшков, Ф. А. Дворянкин, Н. П. Наумов, К. А. Рыбников, Ю. Г. Саушкин, А. А. Соколов, М. И. Шахпаронов и др.

Совместный труд философов и естествоиспытателей Московского университета получил высокую оценку в печати. Положительные рецензии «а него были опубли­кованы в журналах: «Вопросы философии», «Философ­ские науки», «Вестник Московского университета».

В дальнейшем кафедра подготовила совместно с учеными других факультетов и отдельных кафедр кол­лективные труды — «Естествознание и строительство коммунизма» и «Очерк диалектики живой природы». В работе над ними приняли участие десятки философов, физиков, химиков-биологов, геологов, географов, эконо­мистов и историков.

Одновременно работники кафедры выпустили в свет ряд монографий. За короткий срок сам проф. X. М. Фаталиев подготовил три книги: «Естественные 'науки в жиз­ни общества» (1956), «Диалектический материализм и вопросы естествознания» (1958), «Естественные науки и материально-производственная база общества» (1960). Последнюю работу автор сдал в издательство летом 1959 года, и она вышла в свет уже после его смерти.

В своих книгах «Естественные науки в жизни обще­ства» и «Естественные науки и материально-производ­ственная база общества» X. М. Фаталиев дает маркси­стское освещение вопроса о связи естественных наук с материально-производственной деятельностью людей, с экономическими и общественно-идеологическими отно­шениями. Показывая, что развитие крупного производ­ства связано с достижениями современного естествозна­ния, отмечая возросшую роль естественных наук в раз­витии производительных сил, X. М. Фаталиев выступил против представителей «атомной социологии», которые гиперболизировали роль естествознания во взаимоотно­шении его с материальным производством, абсолютизи­ровали роль современного естествознания и вырастаю­щей на основе его атомной техники, и в итоге мистифи­цировали могущество науки и техники. Указав на связь этих воззрений с классовыми интересами империалисти­ческой буржуазии, X. М. Фаталиев подчеркнул, что по­добные взгляды прямо ведут к идеалистическому пони­манию общественного развития и убедительно доказал, что только марксизм-ленинизм правильно и до конца последовательно разрешает проблему взаимосвязи есте­ственных наук с техникой, производительными силами, материальным производством, рассматривая их как раз­личные и взаимосвязанные общественные явления.

На большом фактическом материале автор раскры­вает связь социальной организации науки при империа­лизме, ее социальных функций в эту эпоху, характера развития научной работы с экономической сущностью монополистического капитализма, с законами развития капиталистического производства. Сосредоточение науч­но-исследовательских институтов и лабораторий в ру­ках кучки могущественных монополий, контроль моно­полий над научно-техническими исследованиями исклю­чает возможность взаимосогласованной, планово-орга­низованной деятельности различных научных учреж­дений, придает научной работе однобокое развитие, по­рождает тенденцию к задержке ее прогресса.

Напротив, экономические условия социалистическо­го производства определяют новую социальную органи­зацию, придают ей новое социальное назначение, ставят ее на службу народу, устраняют все препоны, которые капитализм создает на пути развития науки, делают возможным и необходимым гармонично организован­ную деятельность всей сети научных учреждений. Приумножив достижения ученых прошлого, наша передовая наука стала верной помощницей народов в деле строительства социализма и коммунизма.

Исследуя место естествознания в духовной жизни общества, X. М. Фаталиев подчеркнул, что естествозна­ние теснейшим образом связано с идеологией общества. Идеология различных классов и партий проникает в теоретическое естествознание прежде всего через фило­софию. Классовая борьба находит отражение в истории естествознания в виде борьбы материалистических и идеалистических тенденций, диалектики с метафизикой, научного мировоззрения с религиозным.

Особенно большой интерес представляет книга X. М. Фаталиева «Диалектический материализм и вопросы естествознания». Достоинством книги является поста­новка и решение ряда принципиальных теоретико-мето­дологических вопросов современного естествознания, прежде всего физики. X. М. Фаталиев указывает на не­допустимость смешения объективного содержания есте­ствознания XVII—XVIII веков, раскрывающего диалек­тическую сущность явлений природы, и субъективных воззрений естествоиспытателей, стремившихся нередко истолковать данные естествознания в духе метафизики и механицизма.

На большом фактическом материале автор иссле­дует, чем отличаются друг от друга различные периоды развития естественных наук и какова общность между ними. Естественно-научные открытия конца XIX и на­чала XX века и соответствующие им теории представ­ляют новый этап в развитии естествознания. Эти послед­ние открытия еще глубже и полнее, чем в XIX веке, ра­скрыли объективную диалектику природы. Однако м -между различными по содержанию этапами в развитии науки имеется преемственная связь, которую игнорирует «физический» идеализм, объявивший физику XVII—XIX веков упрощенческой и догматической.

Значительное место в книге уделяется анализу про­блемы материи и движения в свете достижений совре­менного естествознания. Раскрывая положение диалек­тического 'материализма о нераздельности материи и движения, X. М. Фаталиев доказывает, что любое дви­жение материи имеет свой особый материальный носи­тель. Особого внимания заслуживает постановка вопро­са о том, что материю не следует сводить только к двум ее видам: веществу и электромагнитному полю. Ссы­лаясь на открытие качественно новых физических полей и античастиц, которые по своим коренным свойствам от­личаются от обычного вещества и от обычных частиц поля, автор приходит к выводу, что они являются новы­ми видами материи.

В книге доказывается, что качественным многообра­зием обладают не только структурные элементы мате­рии, но и их взаимосвязи. Поэтому детерминизм в кван­товой механике не может быть отождествлен с механи­ческим (лапласовским) детерминизмом.

В особой главе автор рассматривает философские вопросы теории пространства и времени. Он подвергает обстоятельной критике идеалистическое истолкование четырехмерного континуума как пространства с че­тырьмя измерениями и показывает, что реальное про­странство трехмерно, поэтому свойства его отображаются трехмерной геометрией. Что касается геометрии четырех и более измерений, то они представляют собою распрост­ранение методов трехмерной геометрии на существенно иные стороны и отношения действительности. Идеали­стические утверждения о пространстве с четырьмя и бо­лее измерениями основаны на отрицании объективности пространства и времени и рассмотрении их в качестве форм сознания, свойства которых истолковываются про­извольно.

Убедительной критике подвергаются идеалистические теории о конечности мира в пространстве и времени, ос­нованные на ложном понимании учения о кривизне пространственно-временного континуума и факта красного смещения спектра лучей, приходящих к нам от далеких внегалактических туманностей.

Так, в книге небольшого объема X. М. Фаталиев су­мел дать глубокое изложение основных философских проблем современного естествознания и вместе с тем подвергнуть критике претензии неопозитивизма на роль философии 'естествознания.

По завершении перечисленных работ X. М. Фаталиев планировал взяться за подготовку крупного монографи­ческого исследования «Марксизм-ленинизм и естество­знание». Учитывая это, работники кафедры впоследствии подготовили под таким названием сборник ранее опубликованных им на эту тему статей.   Сборник  выпущен издательством МГУ в 1962 году.

Работы X. М. Фаталиева — «Естественные науки в жизни общества» и «Диалектический материализм и вопросы естествознания» весной 1959 года решением ученого совета МГУ были отмечены Ломоносовской пре­мией. Посмертно они были изданы вторично в одной об­щей книге «Марксистская философия и естествознание».

Все это говорит о том, что научная работа проф. Х. М. Фаталиева была весьма плодотворной не только в коли­чественном, но и качественном отношении.

А ведь ученый занимался не только научными иссле­дованиями! Ежегодно X. М. Фаталиев читал курс лек­ций диалектического материализма на механико-мате­матическом факультете, вел семинарские занятия с ас­пирантами того же факультета по диалектическому и историческому материализму. Он был членом ученого»: совета естественных факультетов МГУ, ученого совета института философии АН СССР, ученого совета фило­софского факультета, членом экспертной комиссии Выс­шей аттестационной комиссии, членом редколлегии ряда научных журналов. Как нештатный лектор ЦК КПСС X. М. Фаталиев выступал с лекциями и докладами в Москве и других городах Советского Союза. С большим успехом О'Н прочел на Всесоюзном совещании заведую­щих кафедрами общественных наук (1957 г.) доклад «Неопозитивизм и современное естествознание», в ко­тором было убедительно показано, что неопозитивизм, несмотря на свои претензии, не только не способствует развитию естественных наук, но, напротив, мешает их прогрессу.

В 1958 году X. М. Фаталиев был в командировке в Германской Демократической Республике, где выступал с докладами по философским вопросам естествознания в Берлинском университете им. Гумбольдтов и Лейпцигском университете им. К. Маркса. Выступления совет­ского профессора произвели большое впечатление на не­мецких ученых и студентов. На следующий год он был вновь приглашен в Берлин, и снова его лекции прошли с большим успехом. «Мы с благодарностью вспоминаем о большой помощи, которую еще совсем недавно оказал нам товарищ Фаталиев», телеграфировали в МГУ ректор университета им. Гумбольдтов проф. К- Шредер, секретарь парторганизации Г. Зингер, председатель проф­организации Р. Шнейдер и секретарь Союза немецкой молодежи В. Лемке, узнав о гибели проф. X. М. Фаталиева.

Свои лекции X. М. Фаталиев читал свободно, без за­писок. Тем не менее они были очень логичны и последо­вательны. Это заставляло предполагать о тщательной предварительной подготовке ученого к каждой встрече со студентами. И действительно, когда после смерти X. М. Фаталиева работникам кафедры пришлось подго­тавливать его рукописи к сдаче в архив, в его кабинете была обнаружена масса планов, и подготовительных на­бросков лекций, дающих представление об огромной черновой работе, которую он проделывал каждый раз, прежде чем выйти на кафедру.

Студенты слушали лекции X. М. Фаталиева очень внимательно, многие тщательно конспектировали их. По окончании лекций часто провожали профессора аплоди­сментами. Лектор умел не только сообщить слушателям соответствующие знания, но и убедить их в правоте и действенности каждого принципа марксистской фило­софии. Это воспитательное воздействие придавало лек­циям X. М. Фаталиева особую ценность.

Однажды мне пришлось быть на лекции X. М. Фаталиева с группой венгерских философов, посетивших МГУ. Гости были поражены той глубокой тишиной в ау­дитории и вниманием, с которым студенты слушали каж­дое слово лектора. После лекции они спросили у проф. X. М. Фаталиева, как достигает он такого результата. Халил Магомедович, отшучиваясь, сказал, что он про­сто стремится оправдывать свое назначение — если бы студенты не слушали его лекций, ему пришлось бы от­казаться от должности профессора, а он этого не хотел бы делать.

X. М. Фаталиев часто бывал на лекциях и семинарах у других преподавателей кафедры. Внимательно слу­шал, а потом в спокойной, товарищеской форме отме­чал положительные и отрицательные стороны занятия, давая полезные советы, как избежать в будущем оши­бок и недостатков.

По отношению к подчиненным X. М. Фаталиев был так же, как и по отношению к себе, очень требователен, не терпел расхлябанности, инертности. Он подвергал суровой критике нарушителей трудовой дисциплины. Но критика его была направлена не на то, чтобы принизить человека, а на то, чтобы устранить допущенные им ошиб­ки. Когда X. М. Фаталиеву говорили, что он мог бы и не обращать внимания на какие-то проступки окружающих или мягче реагировать на них, он отвечал, что не имеет права поступать так. «Если я вижу, — говорил он, — что кто-то собирается выброситься с 20-го этажа на мо­стовую, то я должен схватить его за руку и втащить в комнату, а не подбирать возможно более ласковые и де­ликатные выражения, чтобы убедить его не делать этой глупости. Такая «мягкость» может оказаться роковой для человека. К тому же я не принадлежу к числу тех, кто в лицо говорит людям только приятные вещи, а сам, тем временем, создает на пути человека всевозможные «подводные рифы». Я предпочитаю высказать свое осуж­дение в глаза человеку, чем исподволь копать ему ров •под ногами».

Когда это было нужно, X. М. Фаталиев не жалел ни сил, ни времени, чтобы помочь членам кафедры в отно­шении научной и учебной работы, в бытовых вопросах. В неслужебной обстановке он много и остроумно шутил, рассказывал всякие смешные истории. Юмор его был неиссякаем. Вполне естественно, что коллектив кафед­ры очень любил и уважал своего руководителя.

Кафедра под руководством X. М. Фаталиева рабо­тала всего лишь шесть лет. Но за это время она сло­жилась в дружный, сплоченный коллектив. Ее учебная, воспитательная и особенно научная работа не раз отме­чалась и ставилась в пример в выступлениях и приказах министров высшего и среднего специального образова­ния СССР и РСФСР. За 10 лет работы члены кафедры издали около 350 печатных работ, в том числе 35 книг и 35 брошюр. Только за 1962 и 1963 гг. кафедрой выпу­щено в свет 14 книг и 8 брошюр. Среди них следует на­звать крупные исследования: «Очерк диалектики живой природы» под редакцией Г. В. Платонова, Н. Н. Жукова-Вережникова и др.; «Развитие В. И. Лениным истори­ческого материализма на опыте Октябрьской социали­стической революции и первых лет строительства со­циализма в СССР» Г. Л. Фурманова, «Основные катего­рии и законы материалистической диалектики» Л. В. Во­робьева, В. М. Каганова, А. Е. Фурмана.

Доцент Л. В. Воробьев летом 1962 года защитил док­торскую диссертацию, посвященную анализу мировоз­зрения и творчества выдающегося болгарского мысли­теля революционера-демократа Л. Каравелова. В каче­стве докторской диссертации представил свою моногра­фию о В. И. Ленине доцент Г. Л. Фурманов. Сейчас над докторскими диссертациями работают еще девять чле­нов кафедры. Во всей этой большой и плодотворной ра­боте кафедры имеется и частичка труда ее первого ру­ководителя.

Все, кто знал X. М. Фаталиева, навсегда сохранят о нем память, как о видном ученом, педагоге и обществен­ном деятеле, об умном, энергичном и душевном челове­ке. Будут знать и помнить его также и те, кто читает его книги, кто учится и работает в тех учебных заведениях, развитию которых он отдал всю свою короткую, но яр­кую и красивую жизнь.

М. О. САЙГИДОВ

ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ ПРОФЕССОРА X. М. ФАТАЛИЕВА

Жизненный путь X. М. Фаталиева — это путь безза­ветного служения Родине, своему народу, это путь ученого, посвятившего всю свою жизнь борьбе за пере­довую советскую науку, за новое, коммунистическое об­щество, за счастье советского народа.

X. М. Фаталиев родился в 1915 году в далеком гор­ном ауле Кудали Гунибского района Дагестанской Ав­тономной Советской Социалистической Республики в семье крестьянина. Отец Халила — Магомед Фаталиев— был образованным, пользующимся уважением среди сельчан человеком, а мать Абидат—домохозяйкой. В шестилетнем возрасте Халил умел читать и знал араб­скую письменность. Рассказывают, что он очень любил слушать сказки и удивительно легко запоминал услы­шанное от старших, а затем сам рассказывал своим свер­стникам.

В 1924 году Халил поступил в первый класс Кудалинской начальной школы. С первых же дней учебы он по­казал себя очень активным, любознательным и способ­ным учеником. Мальчик пользовался большим уваже­нием и любовью среди учеников и педагогов.

Первый учитель Фаталиева, бывший заведующий школой в Кудали, Магомед-Гаджи Саидов рассказывает, что в их начальной школе никогда не было срывов за­нятий из-за отсутствия преподавателя, так как Халил всегда заменял отсутствующего педагога по любому предмету.

В родном ауле Кудали было только три класса, по­этому мальчику для продолжения учебы пришлось хо­дить в аул Салта, расположенный в 4 км от Кудали. В 1928 году Халил вступает в ряды ленинского комсомо­ла и принимает активное участие в работе комсомольской и ученических организаций школы. Он активно вклю­чается в работу ОДН (Общество долой неграмотность), СВБ (Союз воинствующих безбожников). В 1928 году в Кудали открывается политкружок для сельского пар­тийно-комсомольского актива. Ученик Фаталиев стано­вится активным участником этого кружка.

После успешного окончания Салтинской школы Ха­лил продолжает учебу в Гунибской опорной школе, ко­торую заканчивает в 1929 году с отметкой «отлично» по всем предметам.

Осенью 1929 года Гунибский район посылает Фа­талиева как лучшего ученика на учебу в Махачкалин­ский индустриальный техникум. И здесь он проявил не­заурядные способности: четырехгодичную программу блестяще закончил в три года. Особые склонности юно­ша проявил к естественным наукам, в частности, к фи­зике, а также к математике. Но техникум не мог удов­летворить духовных запросов Халила, и он стремился продолжить свою учебу, непременно поступить в Мо­сковский университет. Эта его заветная мечта вскоре сбылась.

В 1932 году Дагестанский обком партии направил Фаталиева в рабочую аспирантуру при Московском го­сударственном университете, так назывались тогда под­готовительные курсы для поступающих в МГУ. Юноша долго ждал вызова из Москвы, но его все не было. Тогда Халил решил самостоятельно отправиться в дальний путь. В Москву прибыл вечером. Утром Фаталиев явил­ся в университет. Оказалось, что прием в аспирантуру уже окончен, а документы его где-то затерялись. Но, принимая во внимание настойчивое желание юного аварца учиться в МГУ, его все же приняли в аспиран­туру. Радости его не было границ. Через 6'месяцев ас­пирантура была закрыта, но Фаталиева оставили для продолжения учебы на физическом факультете, как исключительно способного, талантливого юношу.

Пять лет упорно и напряженно учится X. М. Фаталиев в университете. Здесь он проявляет склонности к научным исследованиям. Поэтому после окончания Мо­сковского университета с отличием Фаталиев был остав­лен в 1937 году аспирантом Научно-исследовательского института физики МГУ. О жизни, учебе его в МГУ мож­но судить по рассказам его университетских друзей.

«С Халилом Магомедовичем Фаталиевым я был зна­ком, —• вспоминает кандидат физико-математических наук, доцент X. Э. Теймуразов, — еще в студенческие го­ды (1932—1937 гг.). В период учебы в аспирантуре при МГУ мне вспоминается Халил в обстановке студенче­ского общежития на Стромынке, 32, комната 449.

Все товарищи искренне любили его, как самого близ­кого человека. Часто во время бесед со студентами о ду­ховном облике нашей молодежи перед моим мысленным взором возникает образ незабвенного друга тех времен— Халила. Во всем он был справедлив и честен до конца. Готов был всегда поделиться с товарищами или даже отдать последнее нуждающемуся, делая при этом вид, что это его совершенно не затрудняет. Живя вместе с Фаталиевым, я знал о его участии в общественной жиз­ни. Во время учебы в аспирантуре он избирался либо секретарем факультетской комсомольской организации, либо членом бюро. Халил относился к числу комсомоль­цев, самоотверженно выполняющих любые обществен­ные поручения.

Фаталиев хорошо знал и любил свою специальность-физику, часто с утра до поздней ночи проводил в лабо­ратории над экспериментами, постоянно следил за науч­ной литературой, был в курсе всех новых открытий. К нему очень часто обращались за помощью студенты, да и не только студенты, но и аспиранты. В предэкзамена­ционные периоды Халил часто помогал товарищам ра­зобраться в сложных вопросах 'предмета. Особенно мно­го приходилось ему заниматься по физике и математике с земляками, приезжающими поступать в московские вузы. Они хорошо знали его адрес и его готовность по­мочь им.

Навсегда запечатлелась у 'меня в памяти, — продол­жает X. Э. Таймуразов, — его исключительная любовь к матери, после смерти мужа всю жизнь трудившейся в поте лица. Халил аккуратно писал ей письма, из скудно­го своего бюджета регулярно помогал ей. Ему доставляло большую радость отправлять для нее в аул Кудали небольшие посылки».

В аспирантуре Фаталиев исследует различные проб­лемы физики. Еще будучи аспирантом, он опубликовал ряд научных статей. Так, в 1939 году вышла в свет его работа «О влиянии слабого магнитного поля на плазму». Одновременно Фаталиев вел педагогическую работу в вузах Москвы. В 1936 году он начинает преподавать в авиационном институте хозяйственников. В 1939 году его назначают доцентом Артиллерийской академии.

Уже в студенческие и аспирантские годы Фаталиев отличался большой начитанностью. Кандидат педагоги­ческих наук Ш. Хасбулатов, учившийся с Фаталиевым в индустриальном техникуме, а затем в Москве, расска­зывает, что Фаталиев очень любил и хорошо знал рус­скую, зарубежную и, особенно, дагестанскую литературу. Все свободные минуты отдавал он чтению. Его интере­совали произведения Грибоедова, Пушкина, Лермонто­ва, Гоголя, Некрасова, Шекспира, Диккенса, Серванте­са, Шиллера, Гёте, Дюма, Мольера и др. писателей и поэтов. Очень увлекался классиками дагестанской ли­тературы. Ему нравились произведения С. Стальсхого, Э. Капиева, О. Батырая, Ирчи Казака и др. Особенно любил Фаталиев песни Махмуда из Кахаб Росо, стихи, басни и пьесы народного поэта Дагестана Гамзата Цадасы.

В 1937 году широко отмечалось 60-летие Гамзата Цадасы. Среди других мероприятий, проводимых в Дагестане и в Москве, писатели решили организовать литературный вечер, посвященный Гамзату Цадасе. На этом вечере с докладом о поэзии народного поэта Даге­стана Цадасы выступил студент физического факульте­та МГУ Фаталиев. Трудно передать все те чувства, ко­торые вызвал доклад у слушателей и у самого поэта, который очень внимательно слушал его.

Выдающиеся советские писатели и поэты А. Фадеев, К. Симонов, С. Михалков, Ф. Панферов и другие отме­чали потом замечательный анализ поэзии Г. Цадасы в докладе Фаталиева. Большое внимание было уделено в докладе книге «Метла адатов» и ее значению для борьбы с пережитками прошлого среди народов республики. Та­кие стихи Гамзата, как «Слово о кровной мести», «Чох-то», «Наступление», «Кинжал», «Ссора», «Разговор с кинжалом», «Рассказ о Хучбаре и Мухаме» и другие были подвергнуты глубокому разбору. Халил Магомедович по­казал себя как искусный оратор и знаток литературы.

В вечере принимали участие и студенты — друзья Фаталиева. Во время перерыва они говорили, что всегда восторгались его знаниями по физике и высшей мате­матике, а теперь видят, что он глубоко знает и лите­ратуру.

В 1940 году X. М. Фаталиева принимают в кандида­ты, а в 1942 году в члены Коммунистической партии. В конце 1940 года Фаталиев оканчивает аспирантуру и за­щищает диссертацию на соискание ученой степени кан­дидата физико-математических наук. Тема его диссерта­ции—«К вопросу об изучении эффектов слабого магнит­ного поля в плазме газового разряда».

В декабре 1940 года Министерство просвещения РСФСР направляет Фаталиева на работу в Дагестан­ский пединститут заведующим кафедрой физики. Здесь он быстро зарекомендовал себя прекрасным лектором, глубоко знающим теоретическую физику. Молодой уче­ный много внимания уделял организации учебного про­цесса и научно-исследовательской работе; кафедру фи­зики стали везде и во всем ставить в пример.

В июне 1941 года началась Великая Отечественная война. Многие студенты и преподаватели Дагестанского пединститута ушли по призыву и добровольно на фронт, мужественно сражались на фронтах Отечественной вой­ны — Вспоминается,—говорит зав. кафедрой ботаники Дагестанского университета П. Л. Львов,—что X. М. Фа­талиев одним из первых явился добровольцем в военко­мат с вещевым мешком за спиной. Но на фронт нельзя было отправить всех желающих. Фаталиеву предложили продолжать работу в институте.

В 1942 году в связи с тем, что линия фронта прибли­жалась к городу, возникла необходимость эвакуации педагогического института из Махачкалы. Между тем директор института предложил закрыть институт и рас­пустить студентов и профессорско-преподавательский состав. В это трудное для нашей Родины время област­ной комитет партии поручает руководство Дагестанским пединститутом X. М. Фаталиеву. Новый директор сумел объединить коллектив и вдохновить его на проведение учебных занятий и оказание помощи фронту. Не хватало топлива, электроэнергии, не было своего транспорта, X. М. Фаталиев организует из преподавателей и студен­тов бригаду по заготовке топлива и его доставке, нала­живает отопление учебного корпуса и общежитий студентов. Когда фашистские орды приближались к Ро­стову, в институте из состава преподавателей и студен­тов была организована группа ополченцев. Они изучали боевое оружие, проводили полевые учения, активно уча­ствовали в сооружении противотанковых рвов, дотов и проволочного заграждения.

Однажды институт получил распоряжение о немед­ленном освобождении учебного корпуса. Дирекция и парторганизация института так организовали работу, что в одни сутки все оборудование было размещено в подвальном помещении. Институт решено было переба­зировать в Южный Дагестан в районный центр Касумкент. В этом трудном и важном деле особенно чувство­валось умелое руководство X. М. Фаталиева. Казалось нельзя было раздобыть автомашин, ящиков для упаков­ки оборудования. Однако, благодаря исключительной энергии и настойчивости директора, институт получил все необходимое. При огромной нехватке помещений все же были налажены учебные занятия, работа столовой. Институт организовал пополнение за счет местной моло­дежи. X. М. Фаталиев не мог быть все время в Касумкенте, ему часто приходилось выезжать в Махачкалу, но возвращаясь, он быстро обнаруживал пробелы в работе и тут же принимал меры к их устранению, стремился помочь людям, подбодрить их, а если нужно—строго требовал от каждого выполнения своего долга.

После возвращения института в Махачкалу в конце 1942 года X. М. Фаталиев организует при институте пуб­личный лекторий. Все профессора и преподаватели чи­тали для населения и воинских частей популярные лек­ции. Фаталиев присутствовал почти на всех лекциях. После окончания лекции он обычно приглашал в свой кабинет лектора, присутствовавших преподавателей и разбирал лекцию. При этом ему удавалось удивительно глубоко подметить сильные и слабые стороны лекции. Все это содействовало улучшению лекционной работы срели населения.

X. М. Фаталиев был чутким и внимательным руко­водителем. Он заботился о студенчестве, часто бывал в общежитиях, подолгу беседовал с ними по самым раз­личным вопросам. Во время приемных экзаменов в ин­ститут X. М. Фаталиев лично беседовал с поступающи­ми, помогал им устроиться в общежитии, получить хлеб­ную карточку и т. д.

В состав Дагестанского педагогического института тогда входили студенты и преподаватели эвакуирован­ного в Махачкалу Крымского пединститута. Халил Ма­гомедович проявлял о них особую заботу. Не случайно в книге, посвященной истории Крымского пединститута имени М. В. Фрунзе, среди тех, кто особо радушно от­носился к крымчанам, отмечается директор пединститута и заведующий кафедрой физики Фаталиев.

Выполняя большую административную работу в пед­институте, X. М. Фаталиев не прекращал научных иссле­дований. В результате тщательно поставленных экспери­ментов он публикует статьи: «Об анизотропии свобод­ных пробегов электронов в плазме, возмущенной слабым магнитным полем» (1941 г.), «О влиянии продольного магнитного поля на плазму газового разряда» (1944г.).

В 1943 году Фаталиев, как прекрасный педагог и умелый организатор, был выдвинут на работу в аппарат Дагестанского обкома партии на должность заведующе­го отделом школ. Работая в обкоме КПСС, X. М. Фа­талиев поддерживал тесную связь с коллективом про­фессорско-преподавательского состава института. К не­му часто обращались по различным вопросам и всегда получали дельный совет и нужную помощь. За время работы в отделе школ Фаталиев многое сделал для улучшения народного образования республики, для под­готовки педагогических кадров.

В годы Великой Отечественной войны значительная часть школьных работников была призвана в ряды Со­ветской Армии. Поэтому республика ощущала острый недостаток учителей. Многие неполные средние и даже средние школы пришлось реорганизовать в начальные. Росло количество беспризорных и безнадзорных детей, для которых нужны были детские дома и интернаты при школах. Еще хуже обстояло дело с обучением девушек-горянок в школах, вузах и в средних специальных учеб­ных заведениях. Надо было серьезно подумать о подго­товке кадров для всех отраслей народного хозяйства республики из коренных народностей Дагестана.

Советские люди были уверены в близкой победе над фашистской Германией. Нужно было смотреть вперед и уже в годы войны  готовиться   к решению   актуальных вопросов дальнейшего развития народного образования и подготовки кадров для республики. Дагестанский об­ком КПСС и правительство республики поручили груп­пе товарищей подготовить необходимые материалы для решения вопросов в  правительственных   органах РСФСР и СССР, в ЦК КПСС. Душой группы, ее органи­затором был заведующий отделом школ Дагестанского обкома КПСС. В 1943 году эта группа во главе с Фаталиевым вылетела в Москву. Они были очень радушно приняты Наркомом просвещения РСФСР В. П. Потемки­ным, работниками аппарата Совнаркома, ответственны­ми работниками ЦК КПСС. Все они горячо поддержали предложение Дагестанского обкома КПСС. Несмотря на огромные   трудности   военного   времени,   председатель Совнаркома РСФСР тов. А. Н. Косыгин  полностью со­гласился с выдвинутыми Дагестаном вопросами.

Для подготовки учителей с высшим и средним обра­зованием из числа девушек-горянок правительство Советского Союза разрешило организовать в городе Ма­хачкале Женский учительский институт и в городе Буй­накске — Женское педучилище. Женский учительский институт был открыт в Махачкале в 1944 году Инсти­тут имел исторический, естественно-географический и физико-математический факультеты. Сюда съехались де­вушки со всех отдаленных районов республики. Они на­стойчиво овладевали знаниями, чтобы пополнить ряды народных учителей.

Победоносно окончилась Отечественная война В рес­публике в больших масштабах развернулось культурное строительство. Вопрос об учительских кадрах и в частности, о подготовке учителей из женщин-горянок при­обретает еще более важное значение. В 1954 году пра­вительство Федерации принимает решение о преобразо­вании женского учительского института в Женский педа­гогический институт имени народного поэта Дагестана Гамзата Цадасы.

В настоящее время Женский пединститут является одним из крупных культурных очагов Дагестана В нем обучается более 900 девушек-горянок.

В годы войны у нас не было достаточно подготовленных абитуриентов, которые могли бы поступить, успеш­но учиться и завершить высшее и специальное среднее образование. Сельские средине школы выпускали недо­статочно учеников, подготовка их была низкой. Среди выпускников почти не было девушек-горянок. Выход был один — при наиболее крупных городских средних школах создать интернаты для юношей и девушек из аулов. И этот вопрос был успешно решен по инициативе отдела школ обкома партии. В городах Махачкале, Буй­накске, Хасавюрте, Каспийске, Изберге при средних школах организуются интернаты в составе 8—10 клас­сов. Немного позже в селениях Ведено, Хунзах, Маджалис и в поселке Огни были открыты специальные средние школы для девушек-горянок.

Женские средние школы-интернаты и Женский пед­институт подготовили сотни девушек-горянок к благо­родному труду учительниц — воспитательниц подра­стающего поколения. Открытие этих учебных заведений явилось большой помощью в деле действительного рас­крепощения женщин-горянок, их уравнения в правах с мужчинами. За счет воспитанниц интернатов резко воз­росло число горянок, обучающихся в высших учебных заведениях.

Большая работа   была  проведена  в республике по учету, устройству в детских учреждениях беспризорных и безнадзорных детей. Число детских домов достигло 76.

Во время поездки в Москву были решены и такие ак­туальные вопросы, как создание Научно-исследователь­ского института школ и Дагестанского учебно-педагоги­ческого издательства, которые сыграли и играют боль­шую роль в обеспечении школ многонациональной рес­публики необходимыми учебниками и учебно-методиче­скими пособиями.

Указанные мероприятия дали возможность в после­военные годы не только быстро восстановить довоенное число средних школ, но и удвоить, а в некоторых райо­нах даже утроить его, резко поднять качество учебно-воспитательной работы в школах, во много раз увели­чить 'количество юношей и девушек, оканчивающих сред­ние школы. B решении всех этих вопросов видную роль сыграл X. М. Фаталиев. Но это только один эпизод, ха­рактеризующий его светлый ум, недюжинные способно­сти смотреть вперед и организовывать людей на решение тех проблем, которые выдвигала жизнь. X. М. Фаталиев приложил немало усилий для организации Дагестанско­го филиала Академии наук СССР, укомплектования это­го молодого научного учреждения кадрами. По его предложению был приглашен ряд ученых из коренных народностей Дагестана, работавших за пределами рес­публики.

Дагестанская партийная организация должным об­разом оценила неутомимую работу X. М. Фаталиева. В январе 1946 года он избирается членом бюро и вторым секретарем Дагестанского обкома КПСС, членом плену­ма. Махачкалинского горкома и Советского райкома партии.

Будучи вторым секретарем Дагестанского обкома партии, X. М. Фаталиев проявил себя как хороший ор­ганизатор, чуткий, отзывчивый товарищ и заботливый друг, никогда не шедший ни на какие компромиссы со своей совестью, как кристально чистый и честный, пре­данный делу партии и советскому народу партийный ру­ководитель. Поэтому он заслуженно снискал себе уваже­ние и любовь со стороны всех товарищей, знавших его и встречавшихся с ним.

Вспоминая о стиле работы X. М. Фаталиева, о его чуткости и отзывчивости, об отношении к работе, бывший помощник Фаталиева А. Н. Николи обращает вни­мание на то, что он был человеком прямым при любых условиях, принципиальным в решении партийных и го­сударственных вопросов. Он органически не мог посту­питься совестью ни в большом, ни в малом, не мог по­кривить душой. Его девизом было убеждение, что совет­ский человек — строитель коммунизма — обязательно должен быть бойцом за наше светлое будущее, против всего старого, отживающего, что еще путается под ногами.

Готовясь к какому-либо докладу или выступлению, X. М. Фаталиев весьма тщательно анализировал все нужные материалы, не терпел поверхностного отноше­ния к делу. В своих докладах и выступлениях он не только обобщал большой фактический материал, но всегда стремился помочь в исправлении недостатков практическими советами. Выезжая в командировку, X. М. Фаталиев старался глубоко вникать в существо дела, разобраться в причинах, породивших те или иные недостатки и вместе с исполнителями наметить практи­ческие предложения. Халил Магомедович никогда не прятался за спину другого. Он обладал удивительным трудолюбием и работоспособностью.

Выражением любви и уважения дагестанского наро­да к X. М. Фаталиеву явилось избрание его в 1947 году депутатом Верховного Совета РСФСР и Верховного Со­вета ДАССР. X. М. Фаталиев был членом комиссии за­конодательных предположений Верховного Совета РСФСР и членом Президиума Верховного Совета ДАССР.

В 1949 году X. М. Фаталиев направляется в докто­рантуру Московского университета. Еще в бытность ди­ректором педагогического института и особенно на пар­тийной работе он интересовался вопросами философии, неоднократно выступал перед махачкалинской интелли­генцией с докладами и лекциями, на философские темы. Нужно было видеть, с какой тщательностью готовились им лекции «Наука и религия о Вселенной», «О возник­новении миров», «О партийности в естествознании». С большим успехом были прочитаны им доклады «Русская материалистическая философия XIX века», «О реакцион­ной сущности идеологии немецкого, фашизма», и другие.

Систематическую работу над разработкой философ­ских проблем естествознания, особенно физики, Фаталиев начал во время пребывания в докторантуре. Об ог­ромном интересе к философским проблемам говорит избранная им тема докторской диссертации «К истории борьбы за диалектический материализм в советской фи­зике». Этот труд Фаталиева является 'Попыткой дать марксистский анализ путей развития физики в СССР и обобщения большой работы, проделанной советскими учеными под руководством Коммунистической партии. Благодаря своим недюжинным способностям, огромно­му трудолюбию и настойчивости обширную работу над докторской диссертацией он завершил менее чем за полтора года.

В декабре 1950 года Фаталиев блестяще защитил диссертацию на соискание ученой степени доктора фи­зико-математических наук. Опираясь на работу, проде­ланную при подготовке докторской диссертации, и рас­ширяя дальше фронт своих научных исследований, он за короткий срок подготовил и выпустил в свет десятки научных работ по философским вопросам естествозна­ния. Всего им было опубликовано 60 печатных работ.

Одним из первых исследований X. М. Фаталиева по философской тематике была статья «Новый этап кризи­са буржуазной физики и пути развития советской физи­ки» (1950 г.). В этой работе автор показывает, что современная буржуазная физика находится на распутья. Накопившийся огромный экспериментальный материал выходит за рамки существующих в условиях буржуазно­го строя физических концепций и предопределяет неиз­бежность рождения новых, более совершенных теорий. Буржуазные ученые, привязанные к колеснице идеоло­гии монополистического капитала, не в состоянии воз­главить развитие прогрессивной научной мысли, проло­жить новые пути в развитии физической науки, но эту работу могут и должны проделать, указывает X. М. Фаталиев, советские ученые, свободные от сковываю­щих развитие научной мысли темных сил.

В статье «К вопросу о кризисе механицизма в фи­зике» (1952 г.) Фаталиев показывает, что возникновение диалектического материализма представляет собой ве­ликий революционный переворот, совершенный Марк­сом и Энгельсом в философии. Этот переворот был под­готовлен всем объективно-историческим ходом развития философии и естествознания.

В дальнейшем ряд исследований X. М. Фаталиев по­свящает вопросу о месте и роли науки в жизни обще­ства. В 1954 году были опубликованы его статьи: «К воп­росу о роли науки в развитии производительных сил в СССР в переходный период от капитализма к социализ­му», «О роли социалистических производственных отно­шений в развития науки о природе».

Продолжая начатую в этом направлении работу, X. М. Фаталиев выпускает в 1956 году свою первую кни­гу «Естественные науки в жизни общества». Автор дает в ней глубокий марксистский анализ места и роли есте­ствознания в общественном развитии. Он подчеркивает сложность и многообразие этих связей, раскрывает их конкретные формы. Основой развития естественных наук служит производство материальных благ, но оно связано и с другими социальными явлениями. Прогресс науки во многом зависит от характера экономического и политического строя. В книге указывается, что одни и те же естественнонаучные открытия служат разным це­лям в различных общественно-экономических форма­циях. Особое внимание в работе уделяется роли естест­венных наук в построении социализма и коммунизма в нашей стране.

В 1955 году на научной сессии философского факультета, посвященной 200-летию Московского университе­та, X. М. Фаталиев выступает с докладом «К вопросу о естественнонаучных предпосылках возникновения диа­лектического материализма». В том же году выходят в свет его статьи: «О взаимосвязи естественных наук и материально-производственной деятельности», «К оценке Фридрихом Энгельсом физики XIX века» и ряд других.

В 1957 году профессор Фаталиев делает доклад на Всесоюзном совещании заведующих кафедрами обще­ственных наук на тему «Враждебность неопозитивизма современной науке». В этом докладе он остановился на трех вопросах: 1) неопозитивизм как «философия» наук («философия естествознания»), 2) математическая ар­гументация неопозитивизма, 3) физическая аргумента­ция неопозитивизма». Доклад был высоко оценен участ­никами совещания.

В дальнейшем X. М. Фаталиев материалы этого док­лада использовал в качестве первой главы своей новой книги «Диалектический материализм и вопросы естество­знания». В других главах этой монографии рассматри­ваются вопросы о связи естествознания и диалектиче­ского материализма. Автор книги обобщает послед­ние достижения современной физики, развивает важные философские вопросы о материи и движении, о прост­ранстве и времени, о качественном своеобразии и взаи­мосвязи форм движения материи и другие.

Работы профессора X. М. Фаталиева имеют огромное познавательное значение и для философов, и для естест­воиспытателей. Они показывают, как творчески, с глу­боким знанием философии и науки о природе нужно подходить к решению философских вопросов естество­знания. Принимая во внимание большое теоретическое и практическое значение научных исследований X. М. Фаталиева, ученый совет МГУ присудил ему в 1958 году Ломоносовскую премию за книги «Естественные науки в жизни общества» и «Диалектический (материализм и вопросы естествознания».

С 1951 по 1953 год Фаталиев работал старшим на­учным сотрудником, профессором Московского государ­ственного университета, а с 1952 года одновременно старшим научным сотрудником института философии Академии наук СССР. В 1953 году его назначают заве­дующим только что созданной кафедры диалектического и исторического материализма естественных факульте­тов МГУ. С именем профессора Фаталиева связана вся история этой кафедры с момента ее возникновения. Ему принадлежит немалая заслуга в том, что она стала од­ной из лучших философских кафедр в Советском Союзе. Ее успехи в области учебной и научной работы неодно­кратно отмечались на Всесоюзных совещаниях заве­дующих кафедрами общественных наук.

Высокая требовательность Фаталиева к своим кол­легам была неразрывно связана с такой же строгостью к самому себе, с чувством ответственности и дисципли­нированности. Вместе с тем Халил Магомедович отли­чался всегда большой человечностью, чуткостью, про­стотой в обращении с людьми. В нем сочетались черты верного сына нашей славной ленинской Коммунистиче­ской партии и крупного ученого. Ему были присущи вы­сокая принципиальность, безупречная честность, искрен­ность, постоянная готовность поделиться с товарищами своим опытом и знаниями.

X. М. Фаталиев горячо любил родной Дагестан, его трудолюбивый народ, культуру и искусство, он жил его успехами, старался помочь чем только мог. С большой радостью X. М. Фаталиев встретил известие о постанов­лении ЦК КПСС и Советского правительства в ноябре 1957 года о преобразовании бывшего Дагестанского пед­института в Дагестанский государственный университет им. В. И. Ленина. Фаталиев был почетным гостем на торжественном открытии университета в мае 1958 года от коллектива МГУ. В своей яркой речи он подчеркнул, что благодаря социалистическим преобразованиям в на­шей стране стало возможным в ранее отсталой нацио­нальной окраине, какой являлся Дагестан, открыть го­сударственный университет. Это — большое событие в культурной жизни народов Дагестана. Фаталиев при­звал профессорско-преподавательский коллектив и сту­дентов нового университета своей честной работой оп­равдать доверие, оказанное им Коммунистической: пар­тией и Советским правительством. Он пожелал молодому коллективу дальнейших успехов в деле подготовки вы­сококвалифицированных научных и педагогических кад­ров для успешного решения стоящих перед республикой задач. Московский государственный университет имени Ломоносова передал в дар Дагестанскому университету различное оборудование на миллион рублей. Это была подлинно братская помощь от колыбели русской, совет­ской науки.

Коллектив Дагестанского университета им. В. И. Ленина с честью оправдывает надежды и пожелания своего земляка. За короткое время он стал крупным научным и педагогическим центром республики. Если в 1957—1958 учебном году в пединституте обучалось 1400 студентов, то в 1962—1963 учебном году — более 4000 человек, причем половина из них учится на вечер­нем и заочном отделениях. Особенно отрадно, что 76 про­центов из общего числа студентов составляют коренные народности Дагестана. Если в 1957—1958 учебном году в пединституте было всего 13 кафедр, насчитывающих 126 научно-педагогических работников, из них 35 чело­век с учеными степенями и званиями, 69 человек из со­става коренных народностей Дагестана, то теперь, в 1962—1963 учебном году в Дагестанском университете работает уже 26 кафедр, 210 научно-педагогических ра­ботников. Из них 75 человек имеют ученые степени и звания, 95 человек —представители коренных народно­стей Дагестана. Если Дагпединститут подготавливал специалистов по 7—8 специальностям, то теперь уни­верситет готовит высококвалифицированные кадры по 12 специальностям. Среди них — педагоги, инженеры-строители, радисты, пищевики и др. За время своего существования университет выпустил 2020 высококвали­фицированных специалистов, 820 человек из них — ко­ренные народности Дагестана. Так живет и работает Дагестанский университет, созданный на базе бывшего педагогического института, директором которого в суро­вые годы войны был проф. X. М. Фаталиев.

Глубокая естественнонаучная подготовка, прекрас­ное знание марксистско-ленинской философии делали X. М. Фаталиева любимцем молодежи, ее заботливым воспитателем как в Дагестане, так и 'В Москве.

X. М. Фаталиев приобрел многочисленных друзей и за пределами нашей Советской страны, в частности, в Германской Демократической Республике: в Лейпцигском университете им. К. Маркса и Берлинском универ­ситете имени братьев Гумбольдтов, где он прочел ряд

лекций по   марксистско-ленинской   философии  в 1958 -1959 годах. Еще раньше, в сентябре 1958 года, на между­народном философском конгрессе в Венеции   (Италия) был    зачитан    доклад Фаталиева    «Наука    и социальный прогресс».

За заслуги перед Родиной Халил Маго­медович Фаталиев был награжден орденами «Трудового Красного Знамени», «Знаком По­чета» и медалями «За оборону Кавказа», «За доблестный труд в Ве­ликой Отечественной войне».

Профессор X. М. Фаталиев погиб траги­чески во время воз­душной катастрофы. Трудящиеся Дагестана в знак глубокого ува­жения к своему заме­чательному земляку в столице республики городе Махачкале пе­ред зданием Дагестан­ского государственного университета воздвиг­ли ему бронзовый па­мятник. Физическая ла­боратория университе­та им. В. И. Ленина, организатором которой был Фаталиев, Гунибская средняя школа и колхоз на родине уче­ного в селении Кудали носят теперь имя Халила  Магомедовича Фаталиева.             

Доцент А. А. ИВАНОВ

X. М. ФАТАЛИЕВ В МОСКОВСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ

Осенью 1932 года 'Семнадцатилетний Халил Фаталиев впервые приехал в Москву. Юноша давно мечтал о Московском университете. Он знал: университет основан великим сыном русского народа М. В. Ломоносовым, здесь работали и работают лучшие ученые страны, от­сюда ежегодно выходят специалисты самых различных отраслей науки—математики, физики, биологи, теоло­ги, географы, историки, экономисты, юристы, философы, филолога и искусствоведы. Он знал: Октябрьская рево­люция открыла Двери Московского университета для трудящихся всех народов. Молодой аварец, сын горно­го Дагестана, хотел стать физиком, хотел получить выс­шее образование в Московском университете. Наконец мечта его осуществилась — он стал студентом физиче­ского факультета МГУ.

Юный горец оказался не только одаренным, но и на редкость собранным и дисциплинированным человеком. Он прекрасно понимал, что наука требует большого и упорного труда. И это сделало его передовым, отлично успевающим студентом. Тогда же обнаружились и его высокая принципиальность, его неподкупная честность. Комсомольцы физического факультета неоднократно из­бирали его членом бюро, а затем и секретарем комсо­мольской организации.

В 1937 году Халил Фаталиев с отличием окончил физический факультет и был направлен в аспирантуру.

Он и здесь с завидным успехом сочетал научную работу с общественной.

В 1940 году он не только представил, но и защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата фи­зико-математических наук.

Через восемь лет, в 1949 г., X. М. Фаталиев снова приехал в Москву для продолжения своего образования в докторантуре физического факультета МГУ.

«Тогда на факультете, — рассказывают друзья Фа­талиева— профессора В. Ф. Ноздрев и М. И. Шахпаронов,—происходила острая дискуссия о методологи­ческом содержании физических теорий XX века. По су­ществу шла борьба за их материалистическое толкова­ние. X. М. Фаталиев не мог остаться в стороне от ди­скуссии, и вот тогда обнаружились его замечательные черты ученого-коммуниста. Он сумел отделить сущест­венное от несущественного, принципиальное от привходя­щего, наносного, придать дискуссии деловой, научный характер и вести ее в корректной, товарищеской форме. Большую роль в ходе дискуссии сыграли доклады X. М. Фаталиева о 'борьбе за материализм в русской дорево­люционной и советской физике на методологическом се­минаре физического факультета МГУ».

Авторитет X. М. Фаталиева не только на физическом факультете, но и во всем университете возрос в еще большей степени. Партийная организация физического факультета избрала его своим секретарем, а партийная конференция университета—членом партийного комитета.

Принимая активное участие в работе партийной ор­ганизации университета и физического факультета, X. М. Фаталиев продолжал свою научную работу. Его исклю­чительная собранность помогла ему вовремя закончить и защитить докторскую диссертацию «К истории борьбы за диалектический материализм в советской физике» (1950).

Работая над диссертацией, X. М. Фаталиев обратил­ся к глубокому изучению философии, в частности, диа­лектического материализма. В результате он стал круп­ным специалистом не только в области физики, но и в области философии. Поэтому, когда в 1953 году, в связи с переездом естественных факультетов в новое здание университета на Ленинских горах, встал вопрос об орга­низации специальной кафедры диалектического и исторического материализма естественных факультетов МГУ, лучшей кандидатурой на должность ее руководителя оказался именно профессор X. М. Фаталиев.

С самого начала своей деятельности «а кафедре (Проф. Фаталиев поставил задачей не только обеспечить достаточно квалифицированное преподавание марксист­ско-ленинской философии на всех естественных факуль­тетах МГУ, но и развернуть научную работу по философ­ским вопросам естествознания. С этой целью он прежде всего решил 'определить научные интересы и способно­сти всех работников своей кафедры. Часами беседовал он с каждым из нас, знакомился при этом и с нашими бытовыми условиями. Учитывая интересы кафедры и каждого из преподавателей, он поручал одним из них чтение курса исторического материализма, а другим— диалектического материализма.

Это позволило как тем, так и другим лучше отрабо­тать свои курсы и плодотворнее заниматься научной ра­ботой. Каждого из тех преподавателей, кто специализи­ровался по диалектическому материализму, X. М. Фаталиев закрепил за определенным факультетом и тем самым позволил им всем сосредоточиться на изучении той или иной группы естественных наук. Это дало возмож­ность членам кафедры лучше увязывать курс диалекти­ческого материализма с профилирующими дисциплинами естественных факультетов и заняться разработкой фило­софских вопросов соответствующих естественных наук.

Специализация преподавателей не носила, однако, одностороннего характера. Все работники кафедры оставались преподавателями диалектического и истори­ческого материализма. И если лекционные курсы по диа­лектическому и историческому материализму были раз­делены между различными преподавателями, то, с дру­гой стороны, каждый из них вел семинарские занятия как 'по диалектическому, так и по историческому мате­риализму.

Сам X. М. Фаталиев читал лекционный курс диалек­тического материализма на механико-математическом факультете и вел аспирантский семинар того же факуль­тета. Он был примером добросовестнейшего отношения к своим служебным обязанностям. Вместе со звонком он входил в аудиторию и закрывал ее. Студент, опоздавший хотя бы на минуту, должен был во время перерыва дать объяснение своему опозданию. Свой курс X. М. Фаталиев читал легко и свободно, без каких бы то ни было записей и конспектов. Студенты слушали его лек­ции с большим вниманием и интересом. Вот что рас­сказывает о них бывший студент механико-математиче­ского факультета, ныне аспирант кафедры диалектиче­ского материализма С. М. Половинкин:

— Проф. Фаталиев читал у нас, студентов 4-го кур­са механико-математического факультета, лекции по диалектическому материализму. Это был первый фило­софский курс у студентов-математиков, поэтому перед лектором стояли огромные трудности. Необходимо было увлечь аудиторию с самого начала, показать студентам, что изучение философии им жизненно необходимо. Осо­бая трудность — излагать диалектические законы, кате­гории именно математикам, с уже сложившимся мате­матическим образом мышления. Ведь математик на все вопросы привык получать ответы «да» или «нет». Воз­можность иного ответа ему необходимо доказать цепоч­кой вытекающих друг из друга умозаключений, которые являются либо аксиомами, либо очевидными положе­ниями, либо следствием из них. Поэтому к положениям диалектики, где на вопросы даются в известном смысле ответы и «да», и «нет», математики сначала относятся-недоверчиво и придирчиво. Отсюда основной смысл за­писок и вопросов к лектору: «Как «строго» доказать то-или иное положение диалектического материализма? Как «строго» опровергнуть положения идеализма?».

Возникал даже такой вопрос: «Можно ли построить, алгоритм оценки художественного произведения?» С глу­боким знанием специфики математики отвечал на подоб­ные вопросы Халил Магомедович. Ведь непротиворечи­вость, например, геометрии Лобачевского сводится к положению «геометрия Лобачевского непротиворечива, если непротиворечива арифметика». Но для формализо­ванной арифметики верна вторая теорема Геделя «для арифметической формальной системы не сущест­вует доказательства ее непротиворечивости, проведенно­го средствами, формализуемыми в этой системе». Сле­довательно, необходимо выйти за пределы этой системы. В конечном счете и основные аксиомы математики и основные правила вывода получены на основе практи­ческой деятельности людей. Таким образом, и для математики, и для диалектического материализма является общим то, что при доказательстве своих положений они обращаются к практике. Законы математики и других естественных наук так же, как законы диалектического материализма не являются чем-то верным сами по себе, a priori, исходя из собственных положений, а в ко­нечном счете получены из практики, их доказательство лежит в практической деятельности людей.

Так Халил Магомедович прививал диалектический образ мышления, заставляя нас не только знать филосо­фию, но и мыслить по-философски, что позволяло глуб­же смотреть и на предмет своей науки. Нас, математи­ков, подкупало и то, что во время лекций проф. Фаталиев широко использовал математический аппарат.

Строг и взыскателен 'был наш лектор. Он страшно не любил опаздывающих на лекции. Не любил он и тех, кто занимался в аудитории посторонними делами. Так, два студента, заигравшиеся «в морской бой», были уда­лены с лекции. Но студенты любили проф. Фаталиева. После лекции он всегда был окружен толпой студен­тов. То серьезно, то шуткой отвечал он на сыпавшиеся градом вопросы. Студенты стремились попасть к проф. Фаталиеву на экзамен, так как знали, что при всей своей строгости и требовательности, он был исключительно объективен и справедлив в оценке знаний, никогда не придирался к мелочам».

Повышению требовательности на экзаменах и объек­тивности оценки знаний у студентов X. М. Фаталиев придавал исключительно важное значение. Проф. Г. В. Платонов вспоминает, что низкий уровень требований на экзаменах, завышенные оценки X. М. Фаталиев счи­тал одной из главных причин поверхностного отношения студентов к изучению общественных наук.

В целях унификации требований преподавателей на экзаменах X. М. Фаталиев предложил следующие кри­терии экзаменационных оценок:

Отметку «отлично» ставить студенту лишь при усло­вии, что он безукоризненно знает не только все програм­мные вопросы в пределах учебных пособий и лекцион­ных курсов, но и по первоисточникам, убежден в их пра­воте и умеет применить полученные знания к анализу философских вопросов естествознания и общественно-политической жизни. Для получения отметки «хорошо» студент должен твердо знать все вопросы программы курса, должен показать свое знакомство с первоисточ­никами. Отметку «удовлетворительно» заслуживают студенты, усвоившие основные вопросы программы.

Эти критерии и были положены кафедрой в основу всех экзаменов по диалектическому и историческому материализму. Позднее они получили одобрение на сек­ции общественных наук при ученом совете естественных факультетов и были распространены также на кафед­ры истории КПСС и политической экономии МГУ.

С целью постоянного совершенствования учебного процесса X. М. Фаталиев ставил на обсуждение кафед­ры или методической комиссии лекции других препода­вателей. Обсуждение всегда носило деловой и в то же время товарищеский характер. X. М. Фаталиев всегда руководствовался принципом открытой, прямой и чест­ной партийной критики, не допуская грубости и бестак­тности. Он не проходил мимо малейшего нарушения дис­циплины преподавателями кафедры и требовал от них точности и аккуратности.

Доцент Д. И. Кошелевский, работавший в первые го­ды организации кафедры заместителем X. М. Фаталиева, вспоминает, что на первое заседание кафедры, назначен­ное на 16 часов, вовремя, без опозданий, явились толь­ко два преподавателя. X. М. Фаталиев тем не менее открыл заседание в назначенный срок. Затем стали под­ходить другие преподаватели. Каждому из них пришлось давать объяснения по поводу своего опоздания. Зато в дальнейшем все преподаватели являлись на заседания кафедры точно к 16 часам. От всех выступавших Фаталиев требовал ясности, четкости и краткости выраже­ний: Если кто-нибудь начинал повторяться, он прерывал его замечанием: «Идея ясна», и это означало, что вы­ступление следует заканчивать.

Будучи нетерпимым к нарушителям дисциплины, не­организованности и расхлябанности, проф. Фаталиев в то же время создал обстановку свободного и творческо­го обсуждения теоретических вопросов на кафедре. При­нимая в них непременное участие, он никогда не прида­вал своим взглядам императивной формы и не навязы­вал их другим членам кафедры. «Это — мое личное мне­ние», — говорил он. Но свое мнение он всегда солидно аргументировал, и в этом заключалась его сила.

«Авторитет X. М. Фаталиева среди членов и сотруд­ников кафедры, — как справедливо указывает на это работавшая на протяжении нескольких лет зам. зав. ка­федрой доцент Л. В. Николаева, — определялся не толь­ко его умом, знаниями, недюжинными организаторскими способностями.

Халил Магомедович обладал сильными и благород­ными нравственными качествами. Думается, он был ближе, чем многие из нас, к моральному облику комму­нистической личности. Долг, честь, совесть, т. е. нравст­венные понятия и чувства этого человека, были высоко развитыми в том смысле, что все его самые значитель­ные интересы, личные побуждения были органически связаны с целями и задачами общества. Их осуществле­нию он отдавал свои способности, силу своего волево­го характера.

X. М. Фаталиев был человеком долга. Обществен­ный и партийный долг был для него прежде всего. Ему он подчинял свою деятельность и в соответствии с ним направлял работу кафедры.

X. М. Фаталиев был человеком чести. В известном смысле его можно было бы назвать честолюбивым. Он заботился о своем добром имени и не был безразличен к тому, хорошо или плохо о нем думают и говорят. Не­заслуженную обиду он обычно долго переживал. Как-то в дружеской беседе один из работников кафедры оказал ему, что у него тщеславный характер. Халил Магомедо­вич на это просто ответил: «Да. Это у меня от горца». Но он ни в коем случае не был мелким, низким често­любцем, способным допустить нечестный поступок, пой­ти на сделку со своей совестью. По своей натуре он не мог к доверенному ему делу относиться плохо или без­различно. Он стремился сделать его наилучшим образом.

X. М. Фаталиев был справедливым человеком. Его субъективное отношение к людям никогда не переноси­лось на служебное. К тем, к кому он питал симпатию,, он не только не снижал требовательности, а, пожалуй, был особенно строг. А по отношению к тем, к кому он не имел подобных чувств, он стремился быть особенно объективным. Открытую принципиальную критику в свой адрес он принимал как подобает коммунисту, из­влекал из все определенные выводы, направленные на улучшение работы. Он нетерпимо относился ко всякого рода закулисным пересудам, требовал прямоты, честно­сти в отношениях между членами кафедры.

Именно в этом была нравственная сила X. М. Фаталиева как личности. В этом была причина того огромно­го нравственного влияния его на работников кафедры, которое привело к быстрому сплочению коллектива и высокой организации работы кафедры».

Будучи талантливым организатором, Фаталиев при­дал работе кафедры четкий характер. Он лично разра­ботал положения о правах и обязанностях своих заме­стителей, председателя методической комиссии, заведую­щего кафедрой, кабинетом. Он сам навел порядок в делопроизводстве кафедры, тщательно следил за равно­мерностью распределения учебной нагрузки и других поручений между работниками кафедры, строго требо­вал их своевременного выполнения.

Особенно большое значение X. М. Фаталиев прида­вал выполнению ленинского завета о союзе философов и естествоиспытателей. Он считал, что основным назна­чением кафедры в области научно-исследовательской ра­боты является разработка философских вопросов есте­ствознания, и что без тесного и дружного сотруд­ничества с учеными-естественниками кафедра не может оправиться с этой задачей. Содружество философов и естествоиспытателей развивается на кафедре широко. На заседаниях кафедры ставятся доклады специалистов по различным актуальным проблемам современного естествознания. С другой стороны, работники кафедры принимают активное участие в работе методологических .семинаров на всех естественных факультетах. Наконец, постоянно проводится совместная научная работа фило­софов и естествоиспытателей, в результате которой был издан трехтомный коллективный труд «Философские во­просы естествознания».

Помимо этого, кафедра своими силами развернула активную научную работу по подготовке индивидуаль­ных монографий, брошюр, статей в периодической прес­се. Научная продукция кафедры росла из года в год. Если в 1953 учебном году сотрудники кафедры опуб­ликовали только 10 работ, в 1954 — 15, в 1955 — 18, то в 1956—38, в 1957 — 45, а в 1958—57 работ. Разумеется, преобладающая масса среди них были статьи, но ежегодно выпускалось по 1—2 книги и 2—3 брошюры. Со­лидную долю в научной продукции кафедры составляли всегда труды ее руководителя.

Наряду с большой работой на кафедре X. М. Фаталиев принимал активное участие в партийной и обще­ственной жизни. Его исключительная работоспособность, организованность и добросовестность позволяли ему, одинаково активно трудиться и в университете, и в ВАКе, и в редакциях журналов. Нигде он не был «по­четным членом», а везде — работником. Он с успехом представлял советскую науку и Московский университет в Германской Демократической Республике, куда вы­езжал дважды и где выступал с докладами по философ­ским вопросам современной физики.

Кафедра диалектического и исторического материа­лизма естественных факультетов МГУ свято хранит и успешно развивает традиции, заложенные ее первым руководителем профессором X. М. Фаталиевым.

В настоящее время она значительно выросла и пред­ставляет собой большой, дружный и работоспособный коллектив, включающий более 40 человек преподавате­лей, аспирантов и лаборантов. Она полностью обеспечи­вает учебный процесс и играет немалую роль в воспи­тании марксистско-ленинского мировоззрения у студен­тов и аспирантов всех естественных факультетов МГУ.

Кафедра сделала постоянной формой своей работы чтение специальных курсов по философским вопросам 'естествознания на всех естественных факультетах МГУ, 'причем чтение этих курсов осуществляется совместно Силами работников кафедры и ученых-естественников.

В 1960—61 гг. кафедра издала  специальное учебно-методическое пособие по диалектическому и историче­скому   материализму  для   студентов-заочников.   В  том же    году    выпущено    учебное    пособие    для    аспи­рантов естественных факультетов «Основные категории "и законы  материалистической диалектики». Ее автора­ми являются доценты Л. В. Воробьев, В. М. Каганов, А. Е. Фурман, редактором—проф. Г. В. Платонов. Вы­шел в свет «Курс лекций по историческому материализ­му» В. Ж. Келле   и М. Я. Ковальзона.   Кафедра   ведет 'большую воспитательную работу со студентами во вне-«учебное время. Она   организует   теоретические   конфе­ренции по различным вопросам философии, общественной жизни и естествознания, ведет регулярную работу в студенческих общежитиях, участвует в работе факуль­тетских партийных и комсомольских организаций.

По поручению Московского городского комитета КПСС кафедра на протяжении многих лет организует работу московских курсов пропагандистов по философским вопросам естествознания. Курсами заведует до­цент кафедры А. И. Куроедов. С лекциями на них вы­ступают члены кафедры — проф. Г. В. Платонов, доцен­ты Б. Т. Малышев, П. Е. Сивоконь, Р. С. Карпинская, И. Л. Юрова и др. Почти все преподаватели кафедры работают руководителями философских кружков и методологических семинаров на естественных факультетах МГУ и в других научных учреждениях Ленинского рай­она г. Москвы. Многие выезжают с лекциями в различ­ные города Советского Союза по путевкам ЦК КПСС, Министерства высшего и среднего специального образо­вания СССР и РСФСР, Всесоюзного общества по рас­пространению политических и научных знаний.

Научная работа кафедры поднялась на качественно-новую ступень. Раньше ее научная продукция состояла преимущественно из статей. Но уже и тогда X. М. Фаталиев полагал необходимым перейти к созданию моно­графий. Сам он, как об этом было сказано, показал пример в этом отношении. Ту же позицию занимал и его ближайший помощник, ныне заведующий кафедрой профессор Г. В. Платонов—автор ряда книг, брошюр и статей. Работники кафедры Л. В. Воробьев, А. Е. Фур­ман, Г. Л. Фурманов, П. Е. Сивоконь в настоящее время подготовили и выпустили в свет свои монографии.

Кафедра по-прежнему уделяет основное внимание философским вопросам естествознания, что видно не только по уже изданным книгам, но и по тем рукописям, которые находятся в процессе производства. В настоя­щее время завершена работа над такими крупными коллективными работами, как «Естествознание и стро­ительство коммунизма» под редакцией Г. С. Жданова, В. Ж. Келле, К- А. Новосельцева и др., «Очерк диалек­тики живой природы» под редакцией Г. В. Платонова, Н. Н. Жукова-Вережникова и др., «Лекции по фило­софским вопросам естествознания» под редакцией М. И. Шахпаронова, А. Е. Фурмана, Д. И. Кошелевского и др. Все они представляют собою результат коллективного творчества философов и естествоиспытателей МГУ и других научных и высших учебных заведений Советского Союза.

Необходимость глубокой и всесторонней разработки философских проблем естествознания привела к органи­зации соответствующей аспирантуры при кафедре. В на­стоящее время она насчитывает уже 16 человек.

Научные связи кафедры приобрели весьма широкий характер. Они установлены теперь не только со всеми естественными факультетами МГУ, но и с рядом институ­тов Академии наук СССР и периферийных вузов. Креп­нут научные контакты с зарубежными странами. Неод­нократные встречи с зарубежными учеными в Москве, а также поездки работников кафедры в ГДР, Болгарию, Венгрию, США и другие страны помогли кафедре уста­новить сотрудничество с философами и естественниками этих стран.

Но особо крепкая дружба сложилась между кафед­рой и Дагестанским университетом. Безвременная и тра­гическая гибель X. М. Фаталиева в равной степени по­трясла эти коллективы. Но она и объединила их во имя светлой памяти Халила Магомедовича Фаталиева. Ста­ли традиционными поездки работников кафедры в Ма­хачкалу, где они выступают с докладами и лекциями в Дагестанском университете, с другой стороны, ряд даге­станских ученых — друзей X. М. Фаталиева — А. А. Абилов, С. М. Гаджиев, М. О. Сайгидов, А. А. Аливердиев и др. — не раз выступали на кафедре с интересными док­ладами и сообщениями о развитии социалистической культуры и науки в Дагестане.

Профессор С. С. АНДРЕЕНКО

ТАКИМ Я ЗНАЛ X. М. ФАТАЛИЕВА

Впервые я встретил Халила Магомедовича Фаталиева в 1950 году на заседании партийного бюро физи­ческого факультета, когда его избрали секретарем пар­тийной организации. Крепкая фигура, большая голова и умные с глубоко прячущейся озорной искринкой глаза вызывали симпатию уже при первой встрече.

Физический факультет с его большим коллективом профессоров и преподавателей, боевым студенческим со­ставом и очень важными задачами по подготовке кадров и развертыванию ответственных научных исследований привлекал всеобщее внимание. В университете и вне его в то время усиленно обсуждались вопросы о качестве подготовки физиков, о привлечении к этой работе веду­щих ученых из Академии наук и других учреждений и т. д. В партийной организации не было полного едино­душия по этим вопросам и ее, как мы выражались, «не­много лихорадило», а жизнь неумолимо выдвигала все новые вопросы и требовала их срочного разрешения.

На X. М. Фаталиева при избрании его секретарем партбюро возлагались большие надежды как на челове­ка, имеющего большой опыт партийной работы, умеюще­го работать с людьми, видеть главное и не заострять внимания на мелочах. И мы не ошиблись. Партбюро, возглавляемое Фаталиевым, работало увереннее и с большим успехом, чем раньше.

Позже мне пришлось часто встречаться с X. М. Фа­талиевым, когда его избрали в партийный комитет Мо­сковского университета, на различных заседаниях и просто так, по-дружески, при разных обстоятельствах. Пер­вое впечатление о нем оказалось совершенно правиль­ным и дополнялось лишь новыми деталями, раскрывав­шими более ярко все его обаяние.

Вспоминаются проблемы, волновавшие нас в 1953— 55 годах. Университет переехал в новое величественное здание на Ленинских горах. Было получено современ­ное научное оборудование. Резко возрос контингент учащихся и его качественный состав. Снова во весь рост встал вопрос о качестве подготовки специалистов и прежде всего физиков. Причину неблагополучия в этом вопросе некоторые пытались усматривать в том, что среди университетских физиков, и не только среди них, имеют место анти академические настроения, мешающие привлечь в университет наиболее крупных ученых, кото­рые могли бы увлечь молодежь на решение самых ак­туальных проблем физики на современном научном уровне. В конечном счете речь шла о влиянии на моло­дежь, о ее правильном воспитании не только в научном, но и в общественно-политическом смысле, и равнодуш­ным к этим вопросам нельзя было оставаться.

И вот длинными вечерами, нередко после утомитель­ных заседаний, а часто и ранним утром, когда рабочий день только начинался и ежедневная жизнь еще не пол­ностью увлекала нас на другие дела, мы обсуждали во­просы физического факультета, пытались найти их пра­вильное решение. Постоянным участником этих обсуж­дений был Фаталиев. Его точка зрения по всем этим весьма важным вопросам была глубоко принципиальной и поэтому, мне кажется, имеющей большой общий ин­терес.

Возьмем, например, проблему использования в уни­верситете крупных ученых. На первый взгляд она кажет­ся бесспорной, не вызывающей никаких сомнений, — использовать необходимо и возможно шире. Но это толь­ко на первый взгляд.

Работа ученого-преподавателя, воспитателя молоде­жи, будущей научной смены, очень трудна и невозмож­на без истинной любви к делу. Фаталиев ясно представ­лял это и не раз возвращался к этой теме. Крупный уче­ный, по его мнению, это не только украшение универси­тета, а его основной работник, неутомимый, принци­пиальный, благотворно действующий на молодежь.

Фаталиев не мог спокойно говорить о тех научных ра­ботниках, которые, считая себя крупными, приезжают в университет от случая к случаю, или получать зарпла­ту, или «расставлять запятые» в трудах, в создании ко­торых они не участвовали. Против привлечения таких ученых в университет, какими бы крупными они не счи­тались, Фаталиев решительно возражал, не видя от них пользы, и указывая на очевидный вред от их зачисления. И нам казалось, и сейчас кажется, что Фаталиев был глубоко прав.

Невольно возникал вопрос и о том, кого считать крупным ученым, обладающим действительно ярким та­лантом. Нередко, даже в нашей советской действитель­ности при широко развитой системе общественного влия­ния на все стороны нашей жизни, о таланте и дарова­нии исследователя мнение складывается не на основе коллективного признания его заслуг, а на основе одно­сторонних субъективных оценок отдельных ученых или групп, руководствующихся, к сожалению, меркантиль­ными соображениями. Фаталиев с его глубокой партий­ной принципиальностью не мог молчать и по этому воп­росу. Нередко в частных беседах, а также и официаль­но с трибуны собраний партийного актива университета или партийных конференций, он настойчиво проводил мысль о необходимости более широкого осведомления общественности о достижениях того или иного ученого, о выработке общественного мнения относительно его истинных, а не мнимых заслуг, превозносимых друзьями или опекунами нового научного «светила».

Нам кажется, что и в этом случае Фаталиев был глу­боко прав и его точка зрения не потеряла актуальности и в настоящее время.

Для вузов, особенно для такого, как Московский уни­верситет, очень важным является вопрос о правильных взаимоотношениях руководителей с руководимыми ими коллективами. Особая важность этого вопроса для выс­ших учебных заведений состоит в том, что при его ре­шении создаются предпосылки для воспитания учащейся молодежи, которая завтра займет руководящие посты и должна уметь правильно строить свои взаимоотно­шения с подчиненными людьми.

Фаталиеву руководитель научного учреждения пред­ставлялся таким человеком, который дорожит мнением коллектива. Если иногда это мнение и не совсем пра­вильно, то долг руководителя — указать на ошибки, разъяснить их терпеливо и осмотрительно, чтобы не оби­деть своих подчиненных, не подавить их инициативы. Помню как взволнованно говорил Фаталиев о том, что ректор университета отверг проект организации музея землеведения в новом здании университета, причем от­верг даже не объяснив коллективу, готовившему этот проект, почему он не согласен с ним.

Есть в работе партийных организаций вузов очень старый и вечно новый вопрос — о путях и методах вос­питательной работы, о действенности партийной про­паганды, о формировании у молодежи высоких мораль­ных качеств, необходимых советским людям. Сколько раз мы снова и снова возвращаемся к этому вопросу и каждый раз убеждаемся, что многое еще не сделано, что есть немало тревожных явлений, вызывающих серьезное беспокойство.

Фаталиев неоднократно делился своими мыслями от­носительно возможных путей усиления партийного влия­ния на молодежь. Один из таких путей он видел в со­ответствующем воздействии партийной организации на ведущих ученых, в использовании их возможностей для воспитания молодежи. Фаталиев обращал внимание на слабость наших связей с ведущими учеными и все время настаивал на необходимости развивать эти связи, уси­ливая на их основе многие стороны воспитания студен­тов. Он не мыслил воспитания без постоянной, повсе­дневной заботы о нуждах молодежи, о ее питании, усло­виях жизни в общежитии, о физическом развитии, что не­возможно без расширения спортивно-физкультурной работы и т. д. Нельзя не отметить, что Фаталиев очень серьезно и с глубоким уважением относился к молоде­жи, ее духовным запросам, ее заботам, независимо от того, малыми или большими они были.

В связи с подготовкой к празднованию двухсотлетне­го юбилея Московского университета Фаталиев активно трудился на многих участках. В частности, вспоминают­ся встречи с ним на заседаниях, связанных с обсужде­нием труда по истории Московского университета, го­товившегося к изданию к юбилейным дням. На этих за­седаниях раскрывались новые черты Фаталиева — его широкая эрудиция, начитанность, понимание политических задач, связанных с юбилеем университета. Трудно сейчас вспомнить детали осаждавшихся вопросов, но совершенно отчетливо помнится, каким желанным и нужным было присутствие Фаталиева, когда уточнялись все детали, а их было немало, этого большого труда, наиболее полно освещающего историю Московского университета.

Все сказанное выше относится к крупным вопросам, волновавшим партийную организацию и коллектив уни­верситета и находившим преломление в деятельности Фаталиева, как одного из активнейших ее членов. А сколько было повседневных забот и мелочей, по поводу которых приходилось советоваться с Фаталиевым или в простой беседе, или на официальном заседании! Его волновало все. То он горячо распекал кого-либо за то, что не налажены взаимоотношения с родителями и в семье, то активно участвовал в обсуждении деталей шефской работы в колхозах, то делал ценные замечания относительно работы многотиражной и стенных газет* университета, то оказывал посильную помощь товари­щеским советом в налаживании работы коллектива смежной кафедры и т. д.

Довольно часто мне приходилось встречаться с Фа­талиевым и в свободное от работы время. Он был пре­красным собеседником, обладал тонким чувством юмо­ра, острым, наблюдательным глазом. Каждая встреча с ним была интересной и обогащала чем-то новым, нуж­ным для дальнейшего общения с людьми. Фаталиев лю­бил смех, шутку, умел рассказывать веселые истории. Он никогда не обижался на острое слово, предпочитая пари­ровать его не менее остроумно, но всегда с чувством такта и уважения к товарищам.

БЕСИМБАЙ САХАРИЕВ

К ВОПРОСУ О ВЗАИМОСВЯЗИ ПРОСТРАНСТВА И   ВРЕМЕНИ

Проблема взаимосвязи пространства и времени была обстоятельно проанализирована в статье X. М. Фаталиева «Философский смысл четырехмерного континуума в теории относительности»¹. В этой статье X. М. Фаталиев показал прежде всего, что определенные черты вза­имосвязи пространства и времени были вскрыты еще в классической физике задолго до возникновения теории относительности. Проблема взаимосвязи пространства и времени была вновь поставлена теорией относительности, и новая физическая теория внесла существенно новый вклад в решение этой проблемы. X. М. Фаталиев в своей работе отметил, что теория относительности вскрыла но­вую, неизвестную ранее сторону единства пространства, времени и движения. Анализируя эту сторону взаимо­связи пространства и времени, X. М. Фаталиев подверг критике махистскую трактовку нового физического уче­ния о пространстве и времени. Он показал несостоятель­ность попыток отождествить пространство и время, истолковать время всего лишь как четвертую координа­ту, во всем тождественную с другими координатами че­тырехмерного многообразия. Объединение пространст­венных расстояний и промежутка времени в четырех­мерное многообразие позволяет говорить лишь об из­вестной аналогии между координатами трехмерного пространства и координатой времени, но не об их тождестве. В самом математическом выражении четырехмерного многообразия пространственные координаты, с одной стороны, и время — с другой, входят с разными знака­ми. Уже одно это указывает на их качественное раз­личие.

X. М. Фаталиев в своей статье подробно проанализи­ровал вопрос о взаимоотношении материи и простран­ственно-временного континуума. Он подверг критиче­скому анализу распространенное утверждение, что гра­витационное поле является искривлением пространства-времени. Поскольку гравитационное поле рассматри­вается как особый вид материи, пространственно-вре­менной континуум также выступает в этом случае как вид материи. В действительности, сходство компонента гравитационного потенциала с компонентами метриче­ского тензора может быть принято как определенное со­ответствие между тяготением и искривлением метрики пространства-времени, как наличие внутренней связи между ними. Движение материальных объектов и их оп­ределенное распределение в пространстве, порождаемое гравитационным полем, определяют свойство простран­ственно-временного континуума.

Анализируя философский смысл четырехмерного пространственно-временного континуума, X. М. Фаталиев в своей статье затронул глубокую проблему взаи­моотношения геометрии и объективной действительно­сти. Он подчеркнул объективную ценность многомерной геометрии. Однако признание объективной ценности многомерной геометрии, как заметил X. М. Фаталиев, совсем не означает признания многомерности реального пространства, ибо геометрия не является наукой только о пространственных отношениях действительности. Хотя геометрия исторически возникла как наука о простран­ственных отношениях и формах вещей, предмет совре­менной геометрии значительно шире. Современная гео­метрия исследует отношения и формы действительности, сходные по своей структуре с пространственными отно­шениями. Четырехмерный пространственно-временной континуум выражает определенные отношения между координатами трехмерного пространства и координатой времени, а именно отношение их единства. Единство про­странства и времени, выраженное в четырехмерном континууме, представляет собой единство относительно са­мостоятельных коренных форм бытия материи.

Разработка проблемы взаимосвязи пространства и времени была начата автором настоящей статьи под не­посредственным руководством X. М. Фаталиева. Автор исходит здесь из основных положений вышеуказанной работы X. М. Фаталиева и в своих исследованиях этой проблемы руководствовался его советами. В данной статье мы пытаемся рассмотреть, как возникала и соз­ревала идея глубокой взаимосвязи пространства и вре­мени в эпоху создания теории относительности. Главное внимание будет сосредоточено при этом на работах вы­дающегося' немецкого математика и физика Германа Минковского (1864—1909 гг.), на их историческом зна­чении для создания современной теории относительно­сти. Тем самым мы хотели подчеркнуть основное содер­жание работы проф. Фаталиева в данном вопросе. Фаталиев совершенно справедливо отмечал два обстоятель­ства, требующие особого внимания к взглядам Минковского «...во-первых, потому, что они являются характер­ными для многих крупных естествоиспытателей Запада (Эйнштейна, Борна,Эддингтона и др.). Если у Минков­ского мы встречаем отдельные ошибочные высказыва­ния и формулировки, то у Эйнштейна, Эддингтона и других развита целая система такого рода ошибочных философских воззрений на четырехмерный континуум. Во-вторых, потому, что в нашей литературе взгляды Минковского на четырехмерный континуум были изло­жены без достаточного критического анализа»².

В сентябре 1905 года в немецком журнале Annalen der Phisik появилась статья А. Эйнштейна «К элек­тродинамике движущихся сред», в которой были впер­вые сформулированы основные положения специальной теории относительности. Это обстоятельство глубоко взволновало научный мир того времени. Работа А. Эйн­штейна особенно глубокое впечатление произвела на Германа Минковского. И это было не случайно, ибо Гер­ман Минковский был именно одним из тех немногих, ко­торые смогли понять огромную преобразующую силу идей и оценить научную ценность и значение этой рабо­ты. Во-первых, идеи этой статьи непосредственно каса­лись именно тех проблем, которые глубоко интересова­ли и постоянно занимали самого Минковского в этот период.

Во-вторых, статья А. Эйнштейна была не просто дер­зновением молодого ученого, а представляла собой ори­гинальную постановку проблемы, в которой подверга­лись радикальному пересмотру фундаментальные осно­вы теоретической физики. Ко всему этому, автором этой работы был один из его бывших учеников.

Г. Минковский вел плодотворные исследования в об­ласти математики, но вместе с тем его глубоко интере­совали проблемы физики, особенно проблемы гидроди­намики и электродинамики движущихся тел. Больше всего Минковского увлекали новейшие электродинами­ческие теории, которыми он самым интенсивным обра­зом занимался в последнее время своей жизни³. Харак­терным в этом отношении является воспоминание Макса Борна о геттингенском периоде деятельности Г. Мин­ковского, где М. Борн слушал лекции Д. Гильберта и Г. Минковского. М. Борн ьспоминает: «Больше чем на лекциях, я узнал от него в семинаре по электродинамике движущихся тел. Этим семинаром Гильберт и Минков­ский руководили совместно. Это было в 1905 году, в том самом году, когда появилась знаменитая работа Эйн­штейна «Электродинамика движущихся тел», содержа­щая его обоснование теории относительности. Но об этом в Геттингене еще ничего не было известно, и имя Эйнштейна упомянуто не было. Дискуссии ограничива­лись только попытками объяснить опыт Майкельсона и Морлея, а идея относительности обсуждалась в той форме, как она была развита Г. А. Лоренцом и Анри Пуанкаре. ...Минковский попутно намекал на то, — за­мечал М. Борн, — что он занимается преобразованиями Лоренца и уже напал на след новых взаимосвязей»⁴.

Из этих воспоминаний видно, что Минковский само­стоятельно вел глубокие исследования новой в то время проблемы наряду с Лоренцом, Пуанкаре и Эйнштейном. Г. Минковский в своей первой работе «Основание теории электромагнитных процессов в движущихся телах» прежде всего ссылается на работы А. Пуанкаре, указы­вая его как автора, давшего определенной группе пре­образований знаменитое название «преобразование Ло­ренца» и упоминает о попытке Пуанкаре согласовать теорию тяготения с постулатом относительности.

Специальная теория относительности возникла, по­лучила полную логическую завершенность и стала строй­ной теорией с совершенным математическим аппаратом благодаря совместным усилиям выдающихся теоретиков того времени—Лоренца, Пуанкаре, Эйнштейна, Минковского.

В своем знаменитом докладе «Пространство и время» (сделанном 21 сентября 1908 г. на 80-м собрании немецких естествоиспытателей и врачей в Кельне) Минковский с самого начала указывает на те идеи, которы­ми он руководствуется и четко определяет тенденцию нового воззрения на пространство и время и на физиче­скую картину мира в целом.

Доклад начинается следующим кратким введением: «Воззрения на пространство и время, которые я намерен перед Вами развить, возникли на экспериментально-фи­зической основе. В этом их сила. Их тенденция ради­кальна. Отныне пространство само по себе и время само по себе низводятся до роли теней и лишь некоторый вид соединения обоих должен еще сохранить самостоятель­ность»³.

Минковский указывает, что новое понимание прост­ранства и времени возникло на основе эксперименталь­ных результатов исследования физических процессов, что к такому пониманию вынуждает именно изучение явле­ний природы, как он пишет в другом месте доклада. Под этими экспериментами он имеет в виду известные оптические и электродинамические опыты, в которых проявились скрытые противоречия, лежащие в понятиях абсолютного пространства, абсолютного времени и абсо­лютного движения. Теоретическое осмысливание этих опытов приводило к тем противоречиям, которые лежали в самой сущности пространства, времени и движения. Г. Минковский пишет, что «Уравнения ньютоновой ме­ханики обнаруживают двойную инвариантность. Их форма сохраняется, во-первых, тогда, когда положенную в основу пространственную координатную систему подвер­гают любому изменению положения и, во-вто­рых, тогда, когда состояние движения этой системы подвергается изменению, именно: когда этой системе со­общается какое-нибудь равномерное поступа­тельное движение; нулевая точка времени также не играет никакой роли»⁶. Действительно, первая из этих двух инвариантностей вытекает из предположения, что свойства пространства изотропны и однородны, а вто­рая инвариантность вытекает из принципа относитель­ности Галилея. Вместе с тем при переходе от одной инерциальной системы к другой инерциальной системе до­пускаются неявные предположения, что равномерное прямолинейное движение не влияет на пространство и время. Поэтому при переходе от покоящейся системы к системе движущейся равномерно и прямолинейно прост­ранство и время остаются без изменения, то есть теми же самыми, какими они были в покоящейся системе.

Г. Минковский отмечает, что «Ко второй группе охотнее всего относятся с презрением, с тем, чтобы затем легкомысленно пройти мимо того обстоятельства, что, исходя из физических явлений, никогда нельзя решить, не находится ли все-таки пространство, предполагаемое покоящимся, в равномерном поступательном движе­нии»⁷. Минковский считает, что разнородный характер указанных двух групп инвариантностей препятствовал объединению их. «Но как раз объединенная полная группа, как целое, дает пищу для нашей мысли»⁸. Ис­ходя из этих положений, Минковский приступает к ис­следованию и установлению связей между этими двумя группами (инвариантность в геометрии и инвариантность в механике), и к объединению их в одну единую группу. Таким образом, Минковский подходит к установлению внутренней связи пространства и времени друг с другом и вместе с тем их связи с движением.

Рассмотрим, каким же образом Минковский, исходя из вышеуказанных идей о необходимости объединения двух групп в одну полную группу, то есть объединения инвариантности уравнений ньютоновой механики, осно­ванной на свойствах пространства (изотропность и одно­родность) и на принципе относительности Галилея (рав­номерное прямолинейное движение не влияет на проте­кание физических процессов), приходит к идее «единому четырехмерному пространственно-временному миру». Прежде всего идея объединения двух указанных групп означает, что чисто геометрическое преобразование ко­ординат, обоснованных на свойствах пространства и пре­образование координат, соответствующих равномерному прямолинейному движению, имеет свое единство. Это единство заключено в самом понятии равномерного и прямолинейного движения. Минковский следующим об­разом и формулирует связь пространства и времени: «Предметом нашего восприятия всегда являются только места и времена вместе взятые. Никто еще не наблю­дал какого-либо места иначе, чем в некоторый момент времени, и какое-нибудь время иначе, чем в некотором месте. Но я еще отношусь с почтением к догмату, глася­щему, что и пространство, и время имеет независимое су­ществование»⁹. Исходя из связи пространства и времени, он рассматривает мир как многообразие единых прост­ранственно-временных точек. Эти пространственно-вре­менные точки он называет мировыми точками. Каж­дая мировая точка это не просто точка в пространстве трех измерений, а точка пространства в определенный момент времени, то есть каждая точка в четырехмерном пространственно-временной координатной системе имеет значение у, х, z, t. Многообразие таких пространст­венно-временных,точек и составляет четырехмерный мир Минковского. Этот мир имеет четыре «мировые оси», одна из которых является временной осью, а три осталь­ные пространственными. При этом, временная ось суще­ственно отличается от трех пространственных. Мир Мин­ковского наполнен объектами, нигде нет «зияющей пу­стоты» и в любой точке четырехмерного многообразия существуют реальные объекты. Мировые точки, точки четырехмерного многообразия являются субстан­циональными точками. После такого предварительного определения элементов и общей структуры «четырех­мерного мира» Минковский переходит к рассмотрению движения «субстанциональных» точек (объектов)  в че­тырехмерном пространственно-временном мире.

С этой целью мы, как он указывает, «обратим... вни­мание на субстанциональную точку, имеющуюся в миро­вой точке х, у, z, t и вообразим, что мы в состоянии снова узнать эту субстанциональную точку во всякое другое время. Пусть элементу времени dt соответст­вуют изменения dx, dy, dz пространственных коор­динат этой субстанциональной точки. Мы получаем тогда в качестве изображения, так сказать, вечного жизненного пути субстанциональной точки некоторую кривую в мире, мировую линию, точки которой можно однозначно отнести к параметру t во всем ин­тервале от—оо до + оо »¹⁰. Отсюда видно, что, во-пер­вых, так как субстанциональная точка мира со временем изменяет свое положение относительно четырех миро­вых осей, то субстанциональная точка (объект) изме­няет свое положение не просто в пространстве трех из­мерений, но и во времени. Эта четырехмерная трансто­рия изображается кривой, названной Минковским «ми­ровой» линией. Во-вторых, в движении субстанциональ­ной точки каждому элементу изменения времени соот­ветствует определенный элемент изменения пространст­венного положения субстанциональной точки.

Четырехмерный мир в целом состоит из множества мировых линий. Минковский считает, что «физические законы могли бы найти свое наисовершеннейшее выра­жение как взаимоотношения между этими мировыми ли­ниями»¹¹. Действительно, пространственно-временные взаимоотношения между мировыми линиями (движения субстанциональных точек) выражают законы физики в четырехмерном мире. Существенной особенностью четы­рехмерного мира является то, что сам четырехмерный мир в целом находится в движении и изменении во вре­мени, отображающимся множеством мировых линий. Здесь, нулевая точка времени — вообще начальная точ­ка четырехмерной координатной системы имеет особо важное значение. В точке t = 0 четырехмерный мир делится на две симметричные относительно друг друга ча­сти. Каждая из них сответственно изображает будущее и прошедшее мира. Любую точку мировой линии или «жизненный» путь субстанциональной точки можно од­нозначно отнести к параметру „t" во всем интервале от — оо до + со, что указывает на историю движения дан­ного объекта во времени.

В построении Минковского мы видим попытку от­образить физическую картину мира в целом, как четы­рехмерное многообразие, которое находится в постоян­ном изменении соответственно течению времени. Имен­но в этом заключается эвристическое значение метода Минковского, который дает возможность охватить кар­тину мира в целом и изобразить состояние его движения . как постепенное изменение его структуры. Такое изо­бражение само по себе носит, конечно, абстрактно мате­матический, характер и отражает чисто геометрическую характеристику мира. При всем таком математическом формализме несомненно то, что четырехмерное много­образие Минковского дает изображение мира как связ­ного целого. А его объективные формы — пространство и время — не оторваны друг от друга, а выступают в не­раздельном единстве. При этом пространство и время в их единстве связаны с содержанием, с материальными объектами и их движением. Этот наполненный содер­жанием пространственно-временной мир находится в постоянном движении, изменении и постоянно изменяет свою структуру, соответственно изменяя свою простран­ственно-временную форму.

В связи с идеей единства пространства и времени Минковский выдвигает мысль об инвариантности законов природы относительно группы преобразований Лоренца. Эту группу преобразований Минковский обозначает че­рез О_с. Здесь замечательно следующее обстоятельство: -специальная группа преобразования g_c имеет такую особенность, что при беспредельном возрастании пара­метра С превращается в полную группу gco, которая •относится к ньютоновой механике. Минковский считает, 'что специальная группа О_с более соответствует дейст­вительности, чем группа Осо. В данном случае глубоко .выявляется идея соответствия законов классической ме­ханики и новой физической теории. Классическая меха­ника выступает как частный случай более общей физи­ческой теории. При этом принципиальные основы новой

т теории оказываются принципиально более простыми, чем основы классической теории — новая группа G_c является лишь частным случаем более полной, а, следовательно, более сложной группы.

В результате исследования инвариантности законов физики относительно специальной группы G_c Минков­ский приходит к следующему заключению: «При таком положении вещей и имея в виду, что G_c математически понятнее, чем goo, математик в свободном полете фан­тазии мог бы напасть на мысль, что явления природы в конце концов действительно инвариантны не относи­тельно группы Goo, но скорее относительно группы G_c с определенным конечным «С», которое только в обыч­ных единицах измерения чрезвычайно велико. Такое предвосхищение было бы необыкновенным триум­фом чистой математики. Математика в этом вопросе не оказалась находчивой; все же для нее остается удовлет­ворение, что она, благодаря своим более ранним счаст­ливым предшественникам, с их дальновидным и острым умом, в состоянии теперь сразу же охватить глубоко идущие следствия подобной перестройки нашего миро­понимания»¹².

В этом заключении содержатся выводы, которые от­носятся не только к данной проблеме, но также затраги­вают более общий методологический вопрос взаимоот­ношения физики и математики. Здесь мы видим призна­ние математиком совпадения результатов логического развития чистой математики и теоретической и экспери­ментальной физики, хотя на первый взгляд кажется, что пути развития этих двух наук совершенно различны. Если математика, путем чисто логического построения теории из абстрактных понятий, устанавливает количе­ственные соотношения физических процессов, то физи­ка, путем накопления опытных данных и обобщения их, устанавливает общие связи соотношения между явле­ниями мира. В действительности это совпадение резуль­татов двух специфических наук заключено в их единой основе, корни которого находятся в объективной дейст­вительности. Они, как бы являясь ветвями одного дре­ва познания, дают одни и те же плоды. В этом глубокий смысл совпадения логики теоретического мышления и

объективной логики действительности, которые нераз­рывно связаны между собой через опыт и человеческую практику. Теоретическое мышление, постоянно питаясь через практику, развивается, все полнее и глубже отра­жает объективную логику действительности.

После математического доказательства геометриче­ского построения четырехмерного многообразия Минковский переходит к непосредственному применению этого многообразия к физическим процессам. Если вышеука­занный параметр С рассматривать как имеющее конеч­ное значение скорости распространения света в пустоте, то выше установленная инвариантность законов физики относительно группы G_c имеет вполне определенный фи­зический смысл. Исходя из совокупности физических яв­лений, мы можем в последовательном приближении до­стигнуть более точного определения некоторой прост-.ранственно-временной координатной системы х, у, z, t. •В этой координатной системе физические процессы на­ходят свои выражения в виде определенных физических законов.

Здесь существенным является то, что пространст­венно-временную координатную систему (х, у, z, t) явления природы определяют отнюдь не однозначно и при этом допускается возможность, как указывает Минковский, «...соответственно преобразованиям указанной группы G , эту координатную систему произвольно из­менять, не изменяя при этом выражения законов при­роды»¹³.

Действительно, если физические процессы получили свое выражение в определенной координатной системе в виде законов физики, то после соответствующего преоб­разования этой координатной системы в другую коор­динатную систему физические законы сохраняют свой вид.

* Если в вышеприведенной схеме величину t' считать временем, то пространство определяется многообразием трех параметров х', у, z, а законы физики в новой коррдинатной системе х', у, z, t'будут выражаться точно так же, как они выражались ранее, в координатной си­стеме х, у, z, t. Таких, координатных систем в четырех­мерном многообразии бесконечно много и во всех этих

системах законы физики имеют одинаковый вид, что соответствует существованию бесконечного числа инерциальных систем и принципу относительности, утверж­дающему инвариантность законов относительно этих инерциальных систем.

Бесконечное число координатных систем в четырех­мерном многообразии указывает на то положение, что в четырехмерном мире, как утверждает Минковский, имеется «не одно пространство, а бесконечно много про­странств, аналогично тому, как в трехмерном простран­стве имеется бесконечно много плоскостей. Трехмерная геометрия становится главой четырехмерной физики»¹⁴, Это утверждение Минковского имеет глубокий смысл и огромное эвристическое значение в проникновении в сущность пространства и времени, в раскрытии объек­тивного содержания их взаимосвязи. Прежде всего ут­верждается, что в мире существует бесконечное число одинаковых по своему свойству пространств, которые отличаются друг от друга только состоянием (ско­ростью) своего движения. Это положение соответствует тому, что в мире существует бесчисленное множество равноправных инерциальных систем. Эти инерциальные системы имеют свое собственное пространство и собст­венное время. Эти возможные пространства и возмож­ные времена имеют общие свойства изотропности и од­нородности. Следовательно, геометрия пространства во всех инерциальных системах одна и та же, то есть эвк­лидова. Но это отнюдь не означает, что пространство и время инерциальных систем абсолютно тождественны и не различаются между собой. Различия их проявляют­ся во взаимоотношениях между системами, которые обу­словлены их относительным движением. Эти различия полностью зависят от величины относительной скорости, .которая является не скоростью одной системы, а скоро­стью, выражающей их взаимное движение (удаление или приближение двух равноправных систем). В этом смыслe можно утверждать, что пространство каждой инерциальной системы вместе с самой системой находится в движении относительно другой инерциальной системы. При этом переход от одной системы к другой полностью обратим, так как все системы равноправны и ни одна из систем не имеет преимущества перед остальными (в смысле покоя или движения). Указанное различие про­странства и времени в инерциальных системах есть то самое различие, которое установлено специальной тео­рией относительности и обнаруживается в преобразова­нии Лоренца.

Особо важными выводами, вытекающими из иссле­дования и геометрической интерпретации Минковским, относительности пространства и времени являются сле­дующие:

а)   Пространство и время берется во взаимной связи, в единстве, и эта взаимная связь пространства  и време­ни обусловлена движением материи, следовательно, про­странство и время выступает в единстве с движением и изменением отдельных частей и структуры мира в целом.

б) Инвариантность свойств   пространства   и времени (однородность, изотропность) и законов геометрии рас­крывает свою сущность и действительную реальность в инвариантности физических законов.

в)   Инвариантность как законов геометрии, так и за­конов механики устанавливается в отношении равномер­ного движения инерциальных систем.   На   этой   основе дается объединение двойной инвариантности в одну еди­ную пространственно-временную инвариантность физи­ческих законов относительно специальной группы пре­образований G_c в четырехмерном  пространственно-вре­менном    многообразии    (группа G_c, как   мы   видели, имеет вполне реальный смысл, где  параметр  С есть не что иное, как скорость распространения света в пустоте).

в) В мире существует множество инерциальных си­стем. Существует также множество относительных про­странств, которые в сущности и представляют собою инерциальные системы.

д)   Совокупностью всех относительных пространств и времен инерциальных  систем   является   четырехмерный мир, в котором   происходят  всевозможные   изменения, отражающиеся в четырехмерном многообразии. Переход от одной инерциальной системы к другой осуществляет­ся единым преобразованием, дающим объединенную ин­вариантность законов физики и геометрии   и простран­ственно-временного интервала.

е)   В четырехмерном мире отражается не только про­странственная структура мира, но отражается и ее изменение во времени. Следовательно, дается отражение изменения структуры трехмерного пространственного мира во времени, то есть история мира во времени.

ж) Время как таковое становится абсолютно связан­ным как с пространством, так и движением мира и все­цело зависит от них. Кроме того, как само время, так и мир как процесс получают определенное направление, которое отражается в четырехмерном многообразии.

Новое воззрение на пространство и время позволяет дать глубокое раскрытие диалектики физических процес­сов, а именно диалектики устойчивого и изменчивого. Покоящейся субстанциональной точке (объект) в каче­стве мировой линии соответствует прямая параллельная оси в четырехмерном многообразии. Это указывает, что покоящаяся субстанциональная точка, не изменяя поло­жения в пространстве, постоянно движется в четырех­мерном мире в направлении будущего. К следующему моменту времени пространственная структура мира ста­ла совершенно иной, в то же время сам мир — это все тот же единственный мир. Это и есть описание мира в его противоречивом единстве сохранения и изменения. Покой—лишь момент движения, а устойчивость—лишь момент в становлении мира все другим и другим. Одна­ко мир в своем изменении остается все тем же постоян­но изменяющимся миром. Следовательно, изменение и есть его действительное сохранение в своем другом. В этом неустанном самодвижении, само развёртывании ма­териального мира все полнее и полнее раскрывается подлинная сущность и неисчерпаемое содержание мира.

Рассмотренная нами физическая картина мира и ее отображение в четырехмерном многообразии Г. Минковского показывает нам, насколько был прав В. И. Ленин в своем известном высказывании в «Материализме и эмпириокритицизме».

В этом высказывании В. И. Ленин, точно отмечая различия классической механики и теории новейшей фи­зики, дает свое классическое определение материалисти­ческой сущности физических картин мира. В. И. Ленин пишет, что «...как бы ни зарекались от материализма и Рей, и физики, про которых он говорит, а все же остается несомненным, что механика была снимком с медленных реальных движений, а новая физика есть снимок с гигант­ски быстрых реальных движений. Признание теории снимком, приблизительной копией с объективной реаль­ности,— в этом и состоит материализм»¹⁵. Своим иссле­дованием объективных физических процессов Минковский как стихийный материалист-естествоиспытатель раскрыл объективную диалектику пространственно-временных форм движущейся материи и сделал попытку создать на основе достижений математики и физики адэкватную картину физического мира, благодаря которой был осуществлен еще один прорыв изнутри самой метафизической формы естествознания, в одной из его твердынь, в области точных наук (чистая математика и теоретическая физика). Именно в этом заключается неоспоримое значение теории относитель­ности и четырехмерной геометрии. В этом смысле воз­никновение теории относительности представляет собой тот важный шаг в развитии физики и математики, ко­торый способствует проникновению диалектического ме­тода мышления в область естествознания, в частности в физику и математику.

Отдавая дань заслугам выдающихся естествоиспы­тателей в развитии науки и объективно оценивая значе­ние их научных открытий, вместе с тем необходимо принципиально подходить к их мировоззрению, к фило­софским и методологическим выводам и взглядам. При этом мы руководствуемся указаниями В. И. Ленина от­носительно выдающихся теоретиков естествоиспытате­лей — стихийных материалистов: «Не надо только за­бывать, что, кроме общих предрассудков всего образо­ванного мещанства против материализма, на самых вы­дающихся теоретиках сказывается полнейшее незнаком­ство с диалектикой»¹⁶.

i .-В трудах Г. Минковского явно чувствуется его «не-(Знакомство с диалектикой», и эта слабость прежде все­го сказалась на трактовке понятия пространства и вре­мени, которое выразилось в некотором феноменологи­ческом характере построения четырехмерного мира и в .используемой им терминологии. Минковский, отрицая пространство и время как самостоятельные формы, низ­водит их до роли теней. Для него в построении четырех­мерного мира исходным положением является неразрыв­ная связь и единство пространства и времени, но он основу и сущность этой связи и единства видит не в дви­жении материи, а в наблюдении. Вследствие этого Мин­ковский не раскрывает и не доходит до подлинной сущ­ности пространства и времени. Сам факт отказа от тер­мина «материя» свидетельствует о том предрассудке естествоиспытателя, который, игнорируя философское мышление, не может освободиться от старых философ­ских пут.

В раскрытии теоретического значения четырехмерно­го пространственно-временного мира Г. Минковского важное место занимают труды выдающегося француз­ского физика Поля Ланжевена, относящиеся к исследо­ванию принципа относительности и к проблемам прост­ранства и времени, возникшим в начале нашего века.

В серии статей и докладах П. Ланжевена, опублико­ванных в период возникновения теории относительности и четырехмерной геометрии (1905—1911 гг.), дано под­робное рассмотрение «принципа относительности» и «че­тырехмерного мира» Г. Минковского. В атих работах П. Ланжевен не просто излагает физическое содержа­ние указанных работ, а подвергает анализу их теорети­ческие основы и философские выводы. «Проще всего,— •пишет П. Ланжевен, — следуя предложению Минков­ского, слить понятия о пространстве и времени в одно .более общее понятие о мире.

Мир — это совокупность всех событий. Событием яв­ляется то, что происходит, или то, что существует в дан­ном месте и в данное время»¹⁷. Далее, иллюстрируя ре­лятивистское понимание пространства и времени, одно­временности, причины и следствия, массу, энергию и релятивистскую кинематику в четырехмерном многообра­зии, П. Ланжевен демонстрирует преимущество нового •воззрения на пространство и время. На основе такого .рассмотрения он в конце своей статьи приходит к заклю­чению, что необходимо пересмотреть не только понятие пространства и времени, но также необходим глубокий анализ наиболее фундаментальных концепций классиче­ской механики и отмечает, что «физики в настоящее вре­мя ищут в выражении мировых законов действительные элементы, обладающие абсолютным значением, элемен­ты, которые остаются инвариантными при переходе от одной системы отсчета к другой и которые будут играть в электромагнитной концепции вселенной ту же роль, какую играли в механическом синтезе, время, масса и энергия»¹⁸.

П. Ланжевен формулирует «принцип относительно­сти пространства», который утверждает, что независимо от различия измеряемых величин одного и того же твер­дого тела или геометрической фигуры в различных инерциальных системах, «форма соотношений, выражающих законы явлений, остается инвариантной»¹⁹. На основе «принципа относительности пространства» П. Ланжевен считает возможным создание новой геометрии, которая подобно эвклидовой геометрии также будет иметь ин­вариантные элементы, независимые от относительных движений инерциальных систем. И она соответствует, как он пишет, «более высокой реальности, чем реаль­ность пространства; физики начинают раскрывать ее, согласно Минковскому, под именем вселенной... именно понятие вселенной синтезирует относительные понятие пространства и времени»²⁰. Метод Минковского был воспринят и разрабатывался математиками и физи­ками XX века. Этот исключительно плодотворный метод получил свое дальнейшее развитие в трудах крупнейших современных физиков и математиков как в Советском Союзе, так и за рубежом. Благодаря этому геометриче­ский метод исследования проблем физики является од­ним из основных методов современной теоретической физики, в которой проблемы физики и математики тес­но переплетаются между собой, взаимно обуславливая развитие друг друга. Тем самым взаимно стимулируют­ся и объединяются усилия физиков и математиков в ис­следовании одного единого объекта — физической кар­тины мира, в которой пространство и время выступают в нераздельном единстве, как существенные формы его глубокой структуры.

* * *

В результате изложенного совершенно ясна важ­ность проблемы пространственно-временного континуума, которая приковывала к себе внимание моего учителя проф. Фаталиева X. М. в последние дни его жизни. По­нятно также то исключительное значение, которое при­давал он взгляду Г. Минковского в разработке этой проблемы. Вместе с тем необходимо в полной мере со­гласиться с проф. Фаталиевым относительно не разработанности и ограниченности философских воззрений одного из выдающихся основателей теории относитель­ности. «В своих работах Минковский не дал сколько-либо развернутого освещения философской стороны рас­сматриваемого вопроса, — замечал проф. Фаталиев — Встречаются лишь отдельные высказывания, формули­ровки, содержащие оценку мировоззренческой стороны четырехмерных представлений. Эти его высказывания и формулировки не могут быть признаны правильными»²¹.

Доцент Л. И. ЩЕКИНА

КАТЕГОРИЯ ПРИЧИННОСТИ В ТРУДАХ X. М. ФАТАЛИЕВА

Проблема причинности является предметом острей­шей борьбы материализма и идеализма. Она обсуждается на протяжении всей истории развития научной мыс­ли и остается в центре внимания ученых в наши дни. Сущность, характер, особенности причинной формы свя­зи широко обсуждаются на страницах философской, естественнонаучной, социологической печати.

Объясняется это тем, что бурное развитие естество­знания, открывающего все новые и новые формы и виды v объективных причинных связей, каждый раз выдвигает в качестве неотложной задачи общефилософское их ос­мысление. Но в настоящее время существует еще мно­го сложных и нерешенных проблем науки. Имеются они также в области изучения причинных связей в при­роде. Спекулируя на трудностях науки, на том, что в ряде случаев еще недостаточно всесторонне и глубоко выяснена специфика этих связей, в частности, в сфере закономерностей микромира, буржуазные философы вся­чески стараются отрицать объективный характер при­чинности, проповедуют индетерминизм. Стараясь под­крепить свои идеалистические, индетерминистические выводы ссылками на новейшие достижения естествозна­ния, они сплошь и рядом используют аргументацию ча­сти естествоиспытателей, запутавшихся в идеализме и 'метафизике. Эти выводы взяли на вооружение и бур­жуазные социологи для «обоснования» антинаучной идеи, будто в сфере общественной жизни нет причинной обусловленности явлений, закономерности и необходи­мости. Острота борьбы философских направлений вокруг проблемы причинности требует, с одной стороны, от­стоять причинность от нападок индетерминистов и, кро­ме того, осмыслить, углубить, развить дальше содержа­ние ее на основе огромного фактического материала науки. Опытные данные современной физики, обобщение их, открывают ряд новых сторон, аспектов в решении проблемы причинности. Понимая важность проблемы причинности, X. М. Фаталиев уделил ей значительное внимание. Он имел в виду, во-первых, обратить внима­ние на некоторые моменты, породившие ошибочные ин­детерминистические утверждения и,"во-вторых, доказать всеобщий, абсолютный характер действия философского принципа причинности, исходя из глубокой, генетической связи его с законами сохранения массы и энергии. Воп­рос о причинности рассматривается у него в ряде статей, докладов, работ. Однако основные положения по данной проблеме сформулированы в статье «Проблема причин­ности и современная физика»²², представляющей стено­грамму доклада, с которым он выступил во время по­следней командировки в ГДР в сентябре-октябре 1959 года.

Ввиду того, что многие видные зарубежные физики, не говоря уже о философах идеалистах, оспаривают принцип причинности, ссылаясь на математический ап­парат и некоторые экспериментальные данные кванто­вой механики, X. М. Фаталиев доказывает, что объек­тивное содержание науки, в том числе математики и фи­зики, не может вступить и не вступает в противоречие с принципом причинности. Более того, основные положе­ния квантовой механики, ее законы, а следовательно и математический аппарат, не только не противоречат принципу причинности, Но возникли и действуют только на его основе. Без этой основы квантовая механика ока­залась бы непригодной для практики и была бы отвер­гнута как научная теория.

Развитие современной физики и всего естествознания дает чрезвычайно богатый материал для подтвержде­ния принципа причинности и для раскрытия многообразия, не исчерпываемых по сути и характеру форм его проявления. Индетерминистические воззрения не выте­кают из данных естествознания, из его математического аппарата и экспериментальных данных, а порождены незнанием диалектики. Дело в том, пишет X. М. Фаталиев, что подавляющее большинство зарубежных физи­ков не поднялось до понимания диалектико-материалистической сущности новых открытий даже после того, как Маркс, Энгельс, Ленин обосновали диалектико-материалистический метод познания. «Противоречие меж­ду объективным содержанием достижений физики и гос­подствующим среди физиков мировоззрением еще боль­ше углубилось в конце XIX столетия и все более углубляется в. капиталистических странах сейчас»²³.

Современная физика подрывает метафизику, но не принцип причинности. «Чтобы судить о том, — пишет X. М. Фаталиев, — подрывают ли достижения современ­ной физики фундамент принципа причинности, нужно прежде всего уяснить себе, каков был этот фундамент, что связывало классическую физику с принципом при­чинности»²⁴. Современная физика опровергает не детер­минизм, а исторически сложившееся представление, ука­зывает X. М. Фаталиев, согласно которому механиче­ский детерминизм представляет собой всеобъемлющее, универсальное выражение принципа причинности. В ме­ханическом (лапласовском) детерминизме причинность отождествляется со связью состояний, следующих во времени друг за другом и характеризуемых одновре­менно точно задаваемыми значениями координат и им­пульсов. «Подобное понимание причинности, присущее механическому детерминизму, — пишет X. М. Фаталиев, — действительно, неприменимо к квант механическим объектам. Но этот факт является не свидетельст­вом крушения принципа причинности в целом, а дока­зывает лишь то, что механический детерминизм, не является концентрированным или основным выражением причинности в классической физике»²⁵.

Дело в том, что механический детерминизм даже в классической физике выражает не главное в принципе причинности, а его частные моменты.

Историческое развитие физики убеждает нас в суще­ствовании многообразных форм причинных отношений. Возникновение и развитие классической механики поро­дило механическую форму детерминизма, которая ока­залась очень широкой и включила в свои пределы мно­гие ветви физической науки.

Однако механический детерминизм, будучи частной, ограниченной формой детерминизма, не может дать удов­летворительного ответа на многие вопросы эксперимен­та и теории в области микропроцессов. Классическая физика не в состоянии была объяснить, чем обусловлен выход электронов при фотоэлектрическом эффекте, чем обусловлено существование пороговой частоты для осу­ществления этого эффекта, чем обусловлено происхож­дение линейчатых спектров, их особенности и т. д. От­вет на все эти вопросы дают новые квантово-механические закономерности. Развитие современной физики убеждает нас в том, что существует многообразие каче­ственно-различных форм причинной связи явлений, каж­дая из которых имеет присущие ей границы примени­мости.

X. М. Фаталиев справедливо подчеркивает, что абсо­лютное, всеобъемлющее значение имеют не частные фор­мы детерминизма, открываемые наукой, а принцип при­чинности, сформулированный в диалектическом мате­риализме. Сущность диалектико-материалистического понятия причинности вытекает из диалектической кон­цепции развития материи, из самодвижения материи. Согласно этой концепции возникновение различных предметов и явлений природы обусловлено самодвиже­нием материи.

Причинная связь — это прежде всего момент малой частички связи между явлениями, В «Философских тет­радях» Ленина мы читаем: «Причина и следствие, ergo лишь моменты всемирной взаимозависимости, связи (универсальной) взаимосцепления событий, лишь звенья в цепи развития материи» (В. И. Ленин. Соч., т. 38, стр. 149).

В причинном отношении выступает такая связь ме­жду явлениями, в которой одно (причина) порождает, производит, обусловливает другое явление (следствие).

В подобной форме связи развертывается процесс ста­новления, возникновения, рождения нового в результате движения материи. В причинности выражена объектив­ная зависимость двух явлений, при которой движение одного порождает, обусловливает, создает другое явле­ние. Закон причинной обусловленности явлений носит всеобщий, универсальный характер. Из него следует, что любое изменение материи совершается естественным путем, путем действия материальных факторов. Итак, причинная связь выражает взаимную обусловленность одних предметов и явлений другими. Эта обусловлен­ность предметов друг другом и составляет суть причин­ности. Она вытекает, пишет X. М. Фаталиев, из само­движения материи, обуславливающего взаимодействие, между явлениями. Причинная связь объективно обус­ловлена способностью материи к вечным и бесконечным изменениям. В процессе самодвижения материи она вы­ступает как момент связи между конкретными, частны­ми звеньями материальных процессов.

В качестве примера, непосредственно выражающего причинно-следственные связи, X. М. Фаталиев рассмат­ривает процесс взаимопревращения форм движения материи.

X. М. Фаталиев подчеркивает мысль о том, что при­чинные связи в природе многообразны так же, как многообразны ее предметы и явления. Соответственно этому в каждой области науки существуют специфиче­ские выражения причинных отношений.

Причинные отношения проявляются в любом законе природы. Любой из законов обязательно так или иначе опирается на причинную форму связи, не может возник­нуть без этой последней, а следовательно несет в себе элемент причинных отношений.

Однако, подчеркивая существование глубокой, внут­ренней связи между причинностью и законом, вместе с тем нельзя забывать, что они не тождественны друг дру­гу. Забвение этого различия, как мы увидим в дальней­шем, приводит к идеализму, к индетерминизму. Среди законов природы особую роль играют так называемые законы сохранения. Представляется существенным рас­крыть их соотношение с принципом причинности. В чем состоит связь между причинностью и законом сохране­ния материи и движения, и в частности, как она выступает в законах сохранения массы и энергии? Законы со­хранения, выражая вечность и неуничтожимость мате­рии и движения, способность их различных видов и форм к бесконечным превращениям, раскрывают тем самым важнейшие стороны самодвижения материи, из которых вытекает причинность. Законы сохранения массы и энер­гии, будучи абсолютными законами, выступают в качестве объективного абсолютного доказательства действия причинных связей. Причинные связи были бы невоз­можны, указывает X. М. Фаталиев,— если бы при различ­ного рода превращениях материи движение количествен­но не сохранялось, а возникало или терялось. В противном случае мы должны были бы признать, что движение оторвано от материи, является внешним по отноше­нию к ней. Причины движения, изменения материи в та­ком случае выносились бы за пределы материи и при­писывались бы сверхъестественным силам. Именно та­кой взгляд характерен для идеализма, который считает причиной движения материи нематериальные силы. Не­состоятельность идеалистических взглядов на причины движения материи доказывается всем развитием естествознания, которое опытным путем подтверждает, что ма­терия и ее движение во всех своих превращениях не теряются и не возникают вновь. Открытие закона сохра­нения и превращения энергии показало, что энергия, являясь одной из важнейших характеристик движения, при превращениях из одного вида в другой не теряется и не создается вновь, а только преобразуется из одной формы в другую.

Главный, основной вопрос в обосновании причинно­сти состоит в выяснении источника изменений, движе­ний, происходящих в природе. Если считать, что этот источник содержится вне материи, то в таком случае следует отвергнуть внутренние связи между изменения­ми, происходящими в природе, отвергнуть причинную обусловленность одних явлений другими явлениями.

В самом деле, если допустить возможность сущест­вования материи без движения и признать ее основным состоянием покой, то движение окажется внешним по от­ношению к материи. Энергию в таком случае тоже при­шлось бы рассматривать вне материальных структур и образований, а это в свою очередь означало бы, что раз­рушение и возникновение материальных структур не связано с законом сохранения и превращения. Короче говоря, если бы движение не было связано с материей, то количество энергии, потраченное на образование какой-то материальной системы, могло бы и не равняться ко­личеству энергии, получившемуся в результате ее разру­шения. Однако практика противоречит такому предполо­жению. Она доказывает, что нельзя получить даже самого минимального избытка электрической, световой, тепловой, механической, химической или любой другой энергии, по сравнению с тем ее количеством, которое не­обходимо затратить на образование соответствующей материальной системы.

Многочисленные попытки исследователей найти в природе такую материальную систему, которая была бы способна дать дополнительное количество энергии по сравнению с затраченной на ее образование, не только не увенчались успехом, но, напротив, всегда приводили к полному краху. Открытие, например, факта, что при распаде радия выделяется тепло, вначале было воспри­нято как возможность создания двигателя, рождающего энергию из ничего. Но вскоре ученые обнаружили, что атомы радия выделяют тепло за счет имеющейся в них энергии.

Обоснование закона сохранения и превращения энергии доказало единство материи и движения и тем са­мым устранило из науки представление о таинственном «первом толчке», как первопричине движения материи.  Причинная связь природных явлений раскрывается и обосновывается в законах сохранения потому, доказы­вает X. М. Фаталиев, что эти законы дают возможность объяснить происхождение конкретных явлений. Так, на­пример, до открытия закона сохранения и превращения ученые не могли дать научное объяснение причинам воз­никновения теплового, механического, электромагнитно­го и любого другого вида движений. Только с открытием этого закона удалось вскрыть естественные силы, порож­дающие, например, тепловые явления, ибо на основе его было установлено, что в каждом отдельном случае эти явления обусловлены превращением механических, элек­тромагнитных или других движений. Точно так же бла­годаря закону сохранения энергии было раскрыто проис­хождение электромагнитных явлений как следствие пре­вращения механического или теплового движений.

Обнаружение внутренней, тесной связи между прин­ципом причинности и законом сохранения и превраще­ния энергии имеет большое методологическое значение для критики современного индетерминизма. Как изве­стно, квантовая механика вскрыла одну очень важную особенность микрообъектов, выраженную соотношением

H неопределенностей         ^ЛР- ^ДЧ>~2^ (1), где h—постоян­ная Планка.

Это соотношение многие крупные зарубежные физи­ки, не говоря уже об откровенных идеалистах, трактуют в том смысле, что координаты и импульсы, якобы, не имеют объективного значения, что они создаются в акте измерения и притом во взаимоисключающих условиях. В одной экспериментальной установке «создается» свой­ство, характеризуемое координатой, а импульс р при этом «теряет» смысл. В другой экспериментальной уста­новке, наоборот, «создается» свойство, характеризуемое импульсом, а координата q теряет смысл.

На основе такого толкования соотношения неопреде­ленностей они приходят к выводу 'о том, что в микро­процессах нарушается принцип причинности. При этом причинная связь рассматривается с позиций классиче­ской механики и представляется как однозначная связь состояний, определяемая для каждого данного момента времени одновременно и точно задаваемыми значениями координаты и импульса. Однако, в действительности здесь обнаруживается неприменимость только механи­ческой формы причинности. Если учесть, что форма при­чинности, выраженная в механическом детерминизме, не является абсолютной, что она оказывается непримени­мой к квант механическим объектам, что последние под­чиняются иным причинным отношениям, то никакого кру­шения детерминизма нет и быть не может. А если иметь в виду еще и то, что идеалистическая трактовка соотно­шения неопределенностей приводит к отрицанию объек­тивно-реального содержания закона сохранения и пре­вращения энергии, являющегося опорой всей современ­ной науки, то несостоятельность индетерминизма стано­вится совершенно очевидной.

В самом деле, соотношение неопределенностей может быть выражено не только через координаты и импульсы, но и через энергию Е и время t: At-  Д Е >(2).

Если согласиться с индетерминистами и признать, что координаты и импульсы создаются в актах измерения во взаимоисключающих условиях, то соотношение (2) так­же может быть истолковано (и истолковывается инде­терминистами) в том смысле, что энергия и время суть характеристики, «создаваемые» в актах измерения в тех же взаимоисключающих условиях. Это и означает по существу отрицание объективного содержания зако­на сохранения и превращения энергии.

Итак, отрицание принципа причинности ведет так или иначе к отрицанию закона сохранения и превращения энергии, и, наоборот, отрицание закона сохранения и превращения энергии означает отрицание принципа при­чинности. Но так как закон сохранения и превращения энергии выполняется во всех без исключения актах взаимодействия независимо от того будут ли это макро-или микропроцессы, то это означает, что и закон причин­ности не только не потерпел крушения применительно к квантово-механическим явлениям, но одерживает новые победы в этой области мира. Квантовая механика, изу­чая специфические стороны взаимосвязей, взаимообус­ловленность микропроцессов, прочно опирается на зако­ны сохранения, выражающие общие стороны причинных отношений природы.

Обосновывая внутреннюю связь принципа причин­ности с законами сохранения, X. М. Фаталиев специаль­но обращает внимание читателя на неправомерность отождествления категорий причинности и закона. Он пишет: «Когда мы говорим о том, что в законах сохра­нения раскрывается и обосновывается принцип причин­ности, то отсюда не следует, что закономерность и при­чинность одно и то же. Речь идет о различных философ­ских категориях»²⁶. Положение о не тождественности причинности и закона сохранения, к сожалению, подроб­но не анализируется X. М. Фаталиевым. Однако оно имеет очень важное значение для критики современно­го индетерминизма, поэтому есть смысл более подроб­но остановиться на этом вопросе.

Мы уже отмечали, что причинность внутренне свя­зана с законом, но что из этого вовсе не следует вывод о тождестве закона и причинности. Дело в том, что при­чинность, будучи фундаментом всех форм связей в при­роде, в том числе и закономерных, выступает в законе самым разнообразным образом. Иногда она может про­явиться в прямой, непосредственной форме, как напри­мер, это имеет место во втором законе механики, когда сила выступает как причина ускоренного движения тел. А иногда в неявном, опосредованном виде, когда зако­номерное изменение свойств или качеств налицо, а при­чины этого изменения явно не выступают. Такова на­пример связь между временем обращения планет вокруг Солнца, которую выражает один из законов Кеплера (квадраты времен обращения планет вокруг Солнца пропорциональны кубам их средних расстояний от Солн­ца). Здесь связь между расстояниями планет от Солнца и временем их обращения вокруг Солнца, указываемая законом, представляет вид необходимой повторяющейся связи между следствиями; данный закон не вскрывает причин такой закономерности. Из приведенных примеров обнаруживаются признаки, по которым можно отличить причинную форму связи от закона. В причинном отно­шении выражается только связь между причиной и следствием. Оно не может быть характеристикой связи между следствиями. Закон же в отличие от причинности может быть формой связи как между причиной и .след­ствием, так и между следствиями.

Не тождественность причинности и закона особенно ясно видна в случае хаотических, неупорядоченных про­цессов, подчиняющихся статистическим законам. В совре­менной квантовой механике, законы которой носят ста­тистический характер, неумение различать причинность и закон является прямой дорогой к индетерминизму.

Открытие внутриатомных процессов и изучение строе­ния атома вначале приводили к мысли, что строение атома подобно строению солнечной системы, с той лишь разницей, что планеты движутся вокруг Солнца под дей­ствием силы тяготения, тогда как движение электронов вокруг ядра обусловлено силами электромагнитного ха­рактера. В связи с обнаружением сходства в строения атома и солнечной системы казалось, что причинные связи в них подобны друг другу.

Однако изучение причинных связей во внутриатом­ных процессах и законах движения электронов вокруг ядра показало, что они не совпадают с причинными от­ношениями и законами движения, изучаемыми класси­ческой физикой. Классическое истолкование атомных процессов противоречило опыту.. С точки зрения диалек­тического материализма, в этом нет ничего удивитель­ного, ибо в данном случае обнаружилось, что макро- и микроскопические процессы качественно отличаются друг от друга и их нельзя отождествлять.

Макроскопические процессы характеризуются боль­шими массами, малыми скоростями движения и непре­рывностью действия, тогда как микроскопическим про­цессам присущи дискретность действия, корпускулярно-волновые свойства, малые массы, большие скорости дви­жения. Коренное отличие в свойствах и природе дви­жения макро- и микроскопических процессов необходимо приводит к отличию причинных и закономерных связей в тех и других явлениях. Движение единичных объектов в макроскопических условиях носит динамический ха­рактер и подчиняется законам динамики. Законы массо­вых макроскопических явлений имеют статистический характер.

Иное положение дел складывается в условиях микро­скопических явлений. Оказалось, что в них не только массовые явления, но и движение единичного объекта носит статистический характер. Квантовая механика, изу­чающая микрообъекты, раскрывает их движение через призму статистики.

Вопрос о том, как, вследствие чего появилось это коренное отличие в формах причинной и закономерной связи в классической и квантовой теориях, не решен до сих пор. Пользуясь этим, физики, стоящие на позициях идеализма, утверждают, что статистический характер законов квантовой механики обусловлен не спецификой движения микрочастиц, а особенностями взаимодействия микрообъектов с макроскопическими приборами. Взаи­модействие макроприбора и микрообъекта, утверждают они, носит «неконтролируемый характер». Эта «некон­тролируемость» будто бы и обуславливает статистиче­ский характер законов квантовой механики. Статисти­ческие свойства частиц оказываются, таким образом, не объективными свойствами, а зависящими от того, может ли наблюдатель контролировать их движение или нет.

Из этого и делается вывод об исчезновении причин­ности. «Именно в связи с вопросом о возможности пред­сказания хода будущих природных процессов,— пишет немецкий физик Ганеман, — возникает конфликт между каузальными представлениями классической физики и данными квантовой механики. В то время как первая... принимает за самоочевидность, что всякое явление при­роды исчерпывающе детерминировано и может быть де­терминировано, квантовая механика отказывается от признания возможности до конца предсказать дальней­ший ход событий в природе и тем самым разрушает убеждение о всеобщей причинной обусловленности явле­ний природы».

Исходя из того, что связь между импульсами и коор­динатами в квантовой механике носит иной характер нежели в классической механике, физик Л. Шифф счи­тает необходимым «отказаться от классического пони­мания причинности, согласно которому движение части­цы в любой момент времени однозначно определяется ее движением в предыдущие моменты»²⁷. Отсюда следует ошибочный вывод, что в физических процессах причин­ными надо считать только те связи, которые подчиняют­ся динамическим законам, а вероятностные процессы, подчиняющиеся статистическим законам, причинно не обусловлены.

Однако, изменение характера законов движения в области микроявлений не может служить основанием для сомнений в объективном существовании принципа причинности с присущей ему однозначностью, ибо зако­номерная связь между состояниями движущегося объек­та, вообще говоря, не тождественна причинной связи. Состояние системы вообще не выступает в качестве при­чины, обусловливающей другое состояние ее. Так, на­пример, положение тела А в момент времени не являет­ся причиной его положения в точке В в следующий мо­мент времени.

В какой бы форме связь между состояниями движу­щегося объекта ни выступала, она не угрожает принципу причинности, не отменяет его объективного ха­рактера.

Необходимость различать философские категории причинности и закона диктуется, как мы видим, всем ходом развития современной физики. Указание X. М. Фаталиева на этот факт требует самого пристального внимания, более глубокого и всестороннего анализа. На­ми указаны лишь некоторые примеры, доказывающие справедливость его мысли.

В своих работах о причинности X. М. Фаталиев убеж­дает читателя в том, что отрицание причинности в кван­товой механике противоречит всему ходу развития есте­ствознания. Оно влечет за собою не только отрицание объективного характера законов квантовой механики, но также и законов классической физики, ибо это отри­цание ставит под сомнение объективную значимость за­кона сохранения и превращения энергии, являющегося основополагающим во всех областях физики.

Особый характер причинных связей в квантовой ме­ханике обусловлен специфической материальной приро­дой микроявлений; эти связи не укладываются в рамки механического детерминизма. Известный в классической физике тип причинности был связан с природой таких объектов, которые характеризовались непрерывностью действия. Двойственная корпускулярно-волновая приро­да частиц, дискретность действия приводят к тому, что движение микрообъектов качественно отличается от движения макротел.

Совершенно очевидно, что без последовательного диалектико-материалистического понимания причинно­сти, то есть без признания ее объективного характера, диалектики взаимосвязи причины и следствия, сложно­сти и многообразности причинных связей невозможно никакое подлинно научное решение проблемы причин­ности.

Профессор М. И. ШАХПАРОНОВ

О НЕКОТОРЫХ ВОПРОСАХ

ФИЛОСОФИИ   ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ,

РАССМАТРИВАВШИХСЯ

X. М. ФАТАЛИЕВЫМ

В отечественной философской литературе часто вы­сказывается точка зрения, согласно которой метафизика и механицизм явились следствием широкого распрост­ранения в естествознании XVII—XVIII столетий экспе­риментально-аналитического метода и больших успе­хов, достигнутых в этот период механикой.

X. М. Фаталиев был одним из первых, кто выступил против этой упрощенной точки зрения. В книге «Диа­лектический материализм и вопросы естествознания» он правильно подчеркивал, что ни экспериментально-анали­тический метод, ни механика сами по себе никогда не служили и не могли служить естественнонаучной осно­вой метафизики и механицизма.

Необходимо проводить различие между объективным научно-теоретическим содержанием естествознания и господствовавшими среди естествоиспытателей философ­скими воззрениями. Объективное научно-теоретическое содержание естествознания на всех этапах его развития было в значительной мере диалектико-материалистическим. Это подтверждается, например, фактическим со­держанием исследований в области механики и матема­тики XVII—XVIII столетий.

Метафизическая ограниченность воззрений на приро­ду была обусловлена узостью кругозора естествоиспыта­телей вследствие слабости естествознания и многовеко­вого господства схоластики и теологии. Между объективным научно-теоретическим содержанием естествозна­ния и господствовавшими метафизическими воззрения­ми на природу имелось противоречие. Это противоречие было раскрыто в полной мере только на базе диалектико-материалистического мировоззрения, развитого Мар­ксом и Энгельсом.

Характеризуя открытия и исследования, подготовив­шие естественнонаучные предпосылки возникновения диалектического материализма, X. М. Фаталиев большое внимание уделял работам М. В. Ломоносова, который при решении целого ряда научных вопросов физики, хи­мии, геологии явился провозвестником антиметафизиче­ского мировоззрения.

Отмечая, что концепция, относящая объективное со­держание естествознания XIX в. к метафизике и механи­цизму, была выдвинута на рубеже XIX и XX вв. Махом и его сторонниками, X. М. Фаталиев убедительно пока­зал в своей книге «Диалектический материализм и во­просы естествознания» ошибочность такой оценки естест­вознания XIX столетия.

В философской литературе (не в работах X. М. Фаталиева) часто высказывается глубоко ошибочная точ­ка зрения, согласно которой разложение природы на ее отдельные части, классификация различных явлений .и предметов представляет собою элемент метафизики в мышлении. Такая точка зрения ведет к неправильному пониманию не только метафизики, но и диалектики. Диалектика отнюдь не отказывается от классификации, де­ления природы на части, если это деление производится в соответствии с реальными свойствами предметов и яв­лений объективной действительности. Но диалектика подчеркивает относительность такого разложения. Мета­физика же есть абсолютизация односторонности при рассмотрении природы, в том числе и при любой ее клас­сификации.

С указанных выше   позиций   оценка   материализма XVII—XVIII веков, как в целом   метафизического,  нам представляется слишком односторонней, требующей пе­ресмотра. Материалисты XVII—XVIII вв. и более ран­него периода  (например, Д. Бруно)  не были метафизи­ками в современном   смысле этого  слова.   Правда,   эти материалисты не были и сколько-нибудь последователь­ными диалектиками, однако, как отмечал Энгельс, мно­гие из них дали в своих произведениях немало высоких образцов диалектики. «...Я останавливаю свои взоры на общей массе тел, — писал Дидро, — я вижу все в состоя­нии  действия   и противодействия:   все  гибнет  в одной форме и   восстанавливается в другой,   повсюду  всевоз­можные сублимации, диссолюции,   комбинации — явле­ния несовместимые   с   гомогенностью   материи...»²⁸.   По мнению Дидро, не только неорганическая природа, но и органический мир, животные, находятся в состоянии веч­ного изменения, развития.

Эти же идеи в менее четкой форме пронизывают всю систему взглядов Ж. Б. Робине — одного из наибо­лее характерных представителей философской мысли Франции XVIII столетия. «С тех пор как стали изучать природу, — писал Робине, — в ней не заметили еще ка­кого-нибудь изолированного явления, какой-нибудь не­зависимой истины. Это понятно, ибо таких явлений и истин нет и не может быть. Вселенная держится взаим­ным соответствием своих частей. Если бы какая-нибудь одна из этих частей, сорванная насильно со своего места, нарушила непрерывность, то от этого пострадала бы безусловно вся организация природы»²⁹, «...общество, — продолжает Робине, — есть дело рук природы, поскольку оно является естественным результатом человеческой способности к совершенствованию, столь же способной на зло, как и на добро. Искусства и науки, законы и различные формы управления, война и торговля, — сло­вом все есть продукт развития. Семена всего были за­ключены в природе, они распустились каждое в свое время. Возможно, что природа скрывает еще в своем ло­не другие, более медленно развивающиеся зачатки, пло­ды которых соберут грядущие поколения. Тогда расши­рится сфера творческой мысли, которая приобретет бо­лее грандиозные размеры. На дереве познания появятся новые ветви. Так как список искусств увеличится, то их описание займет больше места. Появятся также новые пороки и новые добродетели»³⁰.

Одна из .важнейших особенностей и заслуг (на наш взгляд главная) материализма XV—XVIII вв. состоите том, что после полутора тысяч лет господства метафизи­ки он развил зерна диалектики, содержавшиеся во взгля­дах мыслителей древности, и подготовил почву для ре­волюционного преобразования философии — формиро­вания марксистской диалектики как подлинно научного метода мышления.

Излагая вопрос о тепловой смерти вселенной, X. М. Фаталиев основывался на встречающейся в настоящее время точке зрения, согласно которой представление о тепловой смерти вселенной может быть опровергнуто лишь с позиции математической теории множеств.

Гипотеза о «тепловой смерти» вселенной насчитывает уже более 100 лет и имеет, в сущности, довольно курьез­ную историю. С самого начала возникновения термоди­намики было известно, что вывод о стремлении энтро­пии к максимуму применим только к изолированным системам. Совершенно очевидно, что любая бесконеч­ная система, в том числе вселенная, не может считаться изолированной, по определению. Однако это обстоя­тельство игнорировалось, и вывод о стремлении энтро­пии к максимуму применялся ко вселенной «в целом». Таким образом, гипотеза о «тепловой смерти» вселен­ной базируется на абсолютизации представления об изо­лированных замкнутых системах. Второй закон термо­динамики показывает, что всякая попытка рассмотреть

развитие какого-либо тела, планеты и т. д., считая их замкнутыми изолированными системами, неизбежно ве­дет к «тепловой смерти», к идеализму, к поповщине³¹. Вместо того, чтобы устранить неточность в примене­нии второго закона термодинамики, критики гипотезы о тепловой смерти вселенной долгое время пытались искать спасения от этой гипотезы на основе сведений из тех областей науки, которые лежат вне статистической физики (флотационная гипотеза Больцмана), в по­следние годы часто пытаются апеллировать к теории множеств. Находятся и такие авторы, которые заявляют об ограниченной применимости второго закона термо­динамики даже к изолированным системам, утверждая, например, что этот закон неприменим к термоядерным процессам. Для подобных утверждений нет никаких на­учных оснований. Чтобы показать полную научную несо­стоятельность гипотезы о «тепловой смерти» вселенной, необходимо и .достаточно учесть тот факт, что принцип возрастания энтропии применим только к изолирован­ным системам.

31 М. И. Шахпаронов. Против идеалистических гипотез о будущности вселенной и искажений смысла второго закона термо­динамики, Вестник МГУ. ? 6, 1953, стр. 15.

Канд. философ, наук Г. 3. КАСАВИНА

X. М. ФАТАЛИЕВ О РОЛИ И МЕСТЕ НАУКИ В ЖИЗНИ ОБЩЕСТВА

Большое место в научной деятельности X. М. Фаталиева занимало исследование вопросов о роли и месте естественных наук в жизни общества, связи естествен­ных наук с общественной практикой, с процессом мате­риального производства, с идеологическими отношения­ми в обществе.

Вопрос о роли науки в жизни общества в настоящее время приобретает особую актуальность благодаря из­менению роли и места науки, в современном обществе, •благодаря особой роли науки в строительстве коммуниз­ма. В свете новых теоретических положений, выдвину­тых Программой КПСС о роли науки в построении ма­териально-технической базы коммунизма, особый инте­рес представляют работы проф. Фаталиева, анализи­рующие роль естественных наук в развитии производи­тельных сил общества, влияние производственных отно­шений капитализма и социализма на развитие и органи­зацию науки. Будучи крупным ученым-естественником X. М. Фаталиев в своей научной деятельности осуществ­лял важнейший завет В. И. Ленина о связи философии и естествознания. Это нашло воплощение в специаль­ных работах, посвященных связи философии и естество­знания, а также в его педагогической деятельности. Фа­талиев был одним из тех ученых-естественников, который последовательно и настойчиво в своих лекциях и семи­нарах раскрывал плодотворные результаты сотрудниче­ства философов и естествоиспытателей, резко критиковал нигилистические взгляды, имеющие еще хождение среди части ученых-естественников, на роль обществен­ных наук. X. М. Фаталиев много сделал для упрочения этого союза не только своим личным примером в науч­ной и педагогической деятельности, но также участием в создании коллективных трудов философов и естество­испытателей.

Вместе с большим коллективом ученых-естествоиспы­тателей X. М. Фаталиев был одним из авторов и редак­торов трехтомника «Философские вопросы естествозна­ния» принимал участие в международных конферен­циях и симпозиумах, публиковал статьи в ряде периодических изданий как философских, так и естественнона­учных.

Проф. Фаталиев был одним из первых советских фи­лософов, уделявших большое внимание теоретической разработке вопроса о роли науки в жизни общества. Ос­новные труды проф. Фаталиева по этим вопросам—это монографии и статьи: «Естественные науки в жизни об­щества», «Диалектический материализм и вопросы есте­ствознания», «Естественные науки и материально-произ­водственная база общества», «Марксизм-ленинизм и естествознание», «Естественные науки и производство», «О роли социалистических производственных отношений в развитии науки о природе», «Наука о природе в бур­жуазных странах на службе основного экономического закона современного капитализма», «К вопросу о роли науки в развитии производительных сил в СССР в пере­ходный период», доклад на XII Международном конгрес­се философов «Наука и социальный прогресс», и др. Простой перечень работ X. М. Фаталиева дает пред­ставление о широком охвате аспектов этой трудной те-' мы, о глубоком научном интересе к этим проблемам.

В краткой статье невозможно подробно проанализи­ровать все перечисленные труды Фаталиева. Мы ставим задачу показать их значение в свете новой Программы КПСС и решений XXII съезда, особенно подчеркнув значение этих трудов для конкретного анализа роли и места науки в строительстве коммунистического об­щества.

Программа КПСС указывает, что человечество «всту­пает в период научно-технического переворота, связаннога с овладением ядерной энергии, освоением космоса, с развитием химии, автоматизации производства и дру­гими крупнейшими достижениями науки и техники»³².

Следствием великой технической революции, отме­чает X. М. Фаталиев, является качественное изменение роли и места науки в производстве и общественной жиз­ни вообще.

В различные эпохи место и роль науки в обществе различны. До возникновения машинного производства, до промышленного переворота, наука не являлась необ­ходимым элементом процесса производства. Производ­ство осуществлялось в традиционных формах — в земле­делии, гончарном производстве, творчестве, в течение столетий ничего не менялось. «Известно, — пишет X. М. Фаталиев в своей монографии «Естественные науки в Жизни общества», — что на протяжении длинного исто­рического периода, до возникновения естественных наук, производство основывалось на эмпирически накопленных знаниях и рутинных приемах»⁸³. Пар и электричество произвели настоящую революцию в процессе производ­ства материальных благ, они же знаменовали и победу новой общественно-экономической формации — капита­лизма. Именно с этого периода начинается качественно новая роль науки.

Новая техническая революция XX в. и возникновение социалистического общества раскрывают нам различную роль науки в капиталистическом и социалистическом обществе, ее место в современной системе материально­го производства. Все эти вопросы стали центральными в работах проф. Фаталиева. Правильно указывая, что во­прос о взаимодействии науки и производства может быть понят только с позиций материалистического пони­мания общественной жизни, X. М. Фаталиев в своих ра­ботах дает резкую критику современных буржуазных концепций, идеалистически истолковывающих роль и место науки в современном обществе. В названных ста­тьях и монографиях главное внимание проф. Фаталиев уделяет вопросам взаимосвязи естественных наук и материального производства, выяснению влияния произ­водственных отношений на общественную жизнь, про­слеживает связь естествознания и философии, анализи­рует влияние идеологии на естественные науки, дает глубокую марксистскую критику идеалистических бур­жуазных взглядов на отношение между наукой и мате­риальным производством.

В развитии материального производства, указывает X. М. Фаталиев, имеется определенная объективная историческая последовательность. Она является в ко­нечном счете основным фактором, определяющим зако­номерную последовательность возникновения и разви­тия отдельных отраслей естествознания. Эта связь про­слеживается Фаталиевым на большом естественнонауч­ном материале. Рассматривая возникновение и развитие естественных наук, Фаталиев показывает, что эта связь может быть непосредственной, когда в ответ на требова­ние общественной практики (земледелие, мореплава­ние и т. д.) возникают элементы геометрии, механики, астрономии. Но эта связь может быть и более сложной, когда та или иная отрасль естествознания связана с развитием производства через другие, смежные науки (возникновение дифференциального и интегрального ис­числения обусловлено потребностями механики и т. д.).

Таким образом, указывает Фаталиев, несмотря на сложный характер связей, в конечном счете, решающее значение в возникновении и развитии естественных наук имеет материальная производственная деятельность людей.

Потребности и уровень развития производства опре­деляют в конечном счете и естественнонаучную пробле­матику. Расширение круга изучаемых вопросов, проис­ходящее под влиянием развития производства на опре­деленных этапах, приводит к изменению самого предме­та естественных наук.

Фаталиев обращает внимание еще на одну важную роль общественной практики, которая не только опреде­ляет предмет исследования, но и дает материал, из ко­торого вырастают научные теории. Общественная прак­тика оказывает огромное влияние и на методы и сред­ства познания, которыми оперирует наука — экспери­мент, специальные средства наблюдения (такие, например, как телескоп, микроскоп и т. д.) — все это выра­стает из производственной деятельности людей.

Марксистский анализ связи науки и производства X. М. Фаталиев противопоставляет антинаучным идеали­стическим взглядам буржуазных ученых. В монографии «Естественные науки и материально-производственная база общества» в специальных разделах — «Несостоя­тельность идеалистических воззрений на происхождение и развитие естественных наук» и «Фетишизация роли естественных наук и техники в буржуазной философии и социологии» Фаталиев подверг критике как точку зре­ния, которая вообще отвергала связь науки и мате­риального производства, объясняя возникновение и раз­витие наук любознательностью человека, свойствами его разума (Пуанкаре, Кантор и др.), так и другую точку зрения, которая рассматривает науку как определяю­щую силу развития техники, а через технику — все раз­витие производства. «Получается, — пишет Фаталиев,— что развитие техники всецело определяется процессом познания. При этом техника рассматривается как могу­чая сила, определяющая сама по себе весь исторический процесс, подчиняющая все общественные отношения»³⁴. Несостоятельность этих точек зрения очевидна, мате­риальное производство и технические средства возни­кают задолго до возникновения науки (задолго до воз­никновения теоретического мышления человек научился обрабатывать землю, использовать механическую энер­гию и т. д.). Но нельзя и абсолютизировать такое соот­ношение естественных наук и техники. В современном производстве наука опережает технику, предшествует ей и т. д. Правильно будет сказать, отмечает X. М. Фа­талиев, что существует взаимосвязь науки и техники, что они взаимно обогащают друг друга.

Фаталиев четко разграничивает различные стороны такого сложного явления как наука. Он указывает, что естественные науки как система знаний о природе и как отражение ее закономерностей в сознании людей есть проявление духовной жизни общества. Рассматривая историю развития естественных наук, Фаталиев подчер­кивает общую закономерность развития духовной деятельности — ее материальную обусловленность и отно­сительную самостоятельность. Исторический материа­лизм, пишет Фаталиев, доказал, что причиной появле­ния и определяющей силой развития естественных наук является производство материальных благ. Это не озна­чает, что познание природы автоматически следует за каждым поворотом в развитии производства. Но это оз­начает, что познание природы, взятое в его историче­ском развитии, обусловлено в конечном счете развитием производства. Указывая на факт создания неевклидо­вой геометрии Лобачевским, X. М. Фаталиев подчерки­вает важнейшую закономерность развития науки — ог­ромное значение логического анализа и теоретического обоснования положений науки, т. е. значение внутренней логики развития самой науки в возникновении новых теорий и открытий. Однако сам уровень логического мышления вообще и в геометрии в частности есть резуль­тат развития общества в целом, есть выражение опреде­ленных, хотя и не всегда непосредственно выступающих, потребностей материального производства.

Правильно разграничивая материальное и духовное при характеристике науки как общественного явления, X. М. Фаталиев пишет: «Принципиальная разница, су­ществующая между производительными силами и науч­ными знаниями не стирается ни при каких изменениях взаимоотношений науки и производства»³⁵.

В этой связи Фаталиев дает глубокую критику бур­жуазных идеалистических концепций, отождествляющих духовное и материальное. В этом отношении принци­пиально важной является критика Фаталиевым бур­жуазного социолога Майо, который искажает марксизм, приписывая Марксу такое отождествление. Майо пишет: «Если мы отнесем их (науки—Г. К.) к производитель­ным силам, как это и должно быть и как Маркс иногда их относит, поскольку научное знание — это явно одна из производительных сил, тогда исчезает своеобразная  сторона марксистской теории»³⁶. Фаталиев совершенно правильно критикует Майо за недопустимость отождествления материального и духовного в общественной жизни. Но наука как сложное общественное явление представляет собой не только сферу духовной деятель­ности. В определенных исторических условиях, как пра­вильно отмечает Фаталиев, в связи с промышленной ре­волюцией и дальнейшим техническим прогрессом изме­няется место и роль науки в процессе производства. «Наука, — как указывает Фаталиев, — становится тео­ретической основой производства, необходимым усло­вием его существования... Создание новых средств тех­ники и технологических процессов, а также совершенст­вование старых явилось результатом воплощения есте­ственнонаучных знаний в производстве, в то время как прежде оно происходило на основе традиционных навы­ков и практических достижений ремесленников-прак­тиков»³⁷.

В этих положениях констатируется качественно но­вое место науки в производстве, ибо целые отрасли про­изводства теперь непосредственно вырастают из научных теоретических исследований (электроника, ядерная энергетика и т. д.). Так, например, указывает Фаталиев «электрическая промышленность с момента своего воз­никновения опиралась на результаты экспериментально­го и теоретического изучения электромагнитных явлений. Это означало, что естествознание стало необходи­мым условием возникновения новых отраслей произ­водства»³⁸. Наука органически входит в процесс мате­риального производства, непосредственно ему предше­ствует.

Важнейший элемент производительных  сил — чело­век— может осуществлять процесс производства, имея определенный уровень научных и технических знаний,— это свидетельствует о том, что наука становится частью производительных сил, органически входит в процесс производства не только в виде овеществленного зна­ния—машин, но и как важнейшая часть самого процес­са производства. Фаталиев в данном случае вплотную подошел к такому пониманию роли науки. Но не согла­шаясь с положением «наука как часть производительных сил, как особая производительная сила общества», он выступал фактически не против самого положения, а против отождествления духовного и материального в процессе производства, что было бы грубой вульгариза­цией марксизма.

Положение о превращении науки в производитель­ную силу имеет в виду не отождествление духовного и материального, а превращение духовного в материаль­ное, что происходит, как указывал В. И. Ленин, постоян­но, повседневно и на каждом шагу. Поэтому Программа КПСС подчеркивает, что процесс развития производства и дальнейшее развитие коммунистической формации создают условия для того, чтобы все стороны обществен­ной деятельности стали предметом науки. Когда созна­ние всех членов общества будет основано на научном мировоззрении, когда наука будет тесно связана со все­ми сторонами материального производства — тогда нау­ка станет непосредственной производительной силой об­щества.

Рассматривая процесс материального производства как фактор, определяющий развитие науки, Фаталиев подчеркивает огромное влияние на развитие науки дру­гой стороны способа производства — производственных отношений. X. М. Фаталиев пишет: «Ни познание, ни процесс производства не существуют вне исторически определенных экономических отношений и связей. Эти отношения и связи оказывают огромное влияние на раз­витие производительных сил, естественных наук и их место в жизни общества»³⁹.

Естественные науки испытывают влияние производст­венных отношений через производительные силы. Про­изводственные отношения, ускоряющие развитие произ­водительных сил, стимулируют развитие естественных наук. Производственные отношения, которые уже не от­вечают потребностям развития производительных сил, например, в современном буржуазном обществе, приво­дят к однобокому развитию и использованию естествен­ных наук, тормозят их развитие.

В названных выше статьях и монографиях Фаталиев подробно анализирует связь науки с экономической сущностью монополистического капитализма, с законом сопоставления материального и духовного в общественной жизни. Но наука как сложное общественное явление представляет собой не только сферу духовной деятель­ности. В определенных исторических условиях, как пра­вильно отмечает Фаталиев, в связи с промышленной ре­волюцией и дальнейшим техническим прогрессом изме­няется место и роль науки в процессе производства. «Наука, — как указывает Фаталиев, — становится тео­ретической основой производства, необходимым усло­вием его существования... Создание новых средств тех­ники и технологических процессов, а также совершенст­вование старых явилось результатом воплощения есте­ственнонаучных знаний в производстве, в то время как прежде оно происходило на основе традиционных навы­ков и практических достижений ремесленников-прак­тиков»³⁷.

В этих положениях констатируется качественно но­вое место науки в производстве, ибо целые отрасли про­изводства теперь непосредственно вырастают из научных теоретических исследований (электроника, ядерная энергетика и т. д.). Так, например, указывает Фаталиев «электрическая промышленность с момента своего воз­никновения опиралась на результаты экспериментально­го и теоретического изучения электромагнитных явлений. Это означало, что естествознание стало необходи­мым условием возникновения новых отраслей произ­водства»³⁸. Наука органически входит в процесс мате­риального производства, непосредственно ему предше­ствует.

Важнейший элемент производительных  сил — чело­век— может осуществлять процесс производства, имея определенный уровень научных и технических знаний,— это свидетельствует о том, что наука становится частью производительных сил, органически входит в процесс производства не только в виде овеществленного зна­ния—машин, но и как важнейшая часть самого процес­са производства. Фаталиев в данном случае вплотную подошел к такому пониманию роли науки. Но не согла­шаясь с положением «наука как часть производительных сил, как особая производительная сила общества», он выступал фактически не против самого положения, а против отождествления духовного и материального в процессе производства, что было бы грубой вульгариза­цией марксизма.

Положение о превращении науки в производитель­ную силу имеет в виду не отождествление духовного и материального, а превращение духовного в материаль­ное, что происходит, как указывал В. И. Ленин, постоян­но, повседневно и на каждом шагу. Поэтому Программа КПСС подчеркивает, что процесс развития производства и дальнейшее развитие .коммунистической формации создают условия для того, чтобы все стороны обществен­ной деятельности стали предметом науки. Когда созна­ние всех членов общества будет основано на научном мировоззрении, когда наука будет тесно связана со все­ми сторонами материального производства — тогда нау­ка станет непосредственной производительной силой об­щества.

Рассматривая процесс материального производства как фактор, определяющий развитие науки, Фаталиев подчеркивает огромное влияние на развитие науки дру­гой стороны способа производства — производственных отношений. X. М. Фаталиев пишет: «Ни познание, ни процесс производства не существуют вне исторически определенных экономических отношений и связей. Эти отношения и связи оказывают огромное влияние на раз­витие производительных сил, естественных наук и их место в жизни общества»³⁹.

Естественные науки испытывают влияние производст­венных отношений через производительные силы. Про­изводственные отношения, ускоряющие развитие произ­водительных сил, стимулируют развитие естественных наук. Производственные отношения, которые уже не от­вечают потребностям развития производительных сил, например, в современном буржуазном обществе, приво­дят к однобокому развитию и использованию естествен­ных наук, тормозят их развитие.

В названных выше статьях и монографиях Фаталиев подробно анализирует связь науки с экономической сущностью монополистического капитализма, с законами капиталистического производства, рассматривает ха­рактер развития и организацию научной работы, со­циальные функции науки, противопоставляя этому ка­чественно иное положение и роль науки в социалистиче­ском обществе.

Анализируя развитие производительных сил в совре­менном буржуазном обществе, Фаталиев показывает, в какое неразрешимое противоречие они вступили в эпоху империализма. Наука и техника содержат колоссаль­ные возможности для все большего овладения силами природы, но этому мешают, ставшие узкими, производ­ственные отношения капитализма. Фаталиев приводит высказывание В. И. Ленина: «Куда ни кинь, — на каж­дом шагу встретишь задачи, которые человечество впол­не в состоянии разрешить немедленно. Мешает капита­лизм. Он накопил груды богатства — и сделал людей рабами этого богатства. Он разрешил сложнейшие воп­росы техники — и застопорил проведение в жизнь тех­нических улучшений из-за нищеты и темноты миллионов населения, из-за тупой скаредности горстки миллио­неров»⁴⁰.

Концентрация производства и развитие монополий неизбежно ведут к сосредоточению естественных и тех­нических наук в ведении монополий. Концентрация на­учной работы и монопольное право на ее результаты дают возможность получать монопольно высокие прибы­ли путем использования или замораживания результа­тов научных исследований. Поэтому монополии вместе с производством и сбытом продукции концентрируют в своих руках и научную работу»⁴¹. Раскрывая эти поло­жения на большом фактическом материале, Фаталиев убедительно показывает, что развитие науки контроли­руется монополиями. При капитализме развиваются те отрасли науки, которые способствуют получению при­были. Материально-техническая база и научные кадры таких наук, как физика, химия, математика, биофизика, биохимия, подчинены прежде всего военно-научным це­лям. Ассигнование государственных средств на научно-исследовательские работы в этих областях составляет свыше 90% всех государственных ассигнований на нау­ку. Милитаризация науки и экономики является зако­номерным явлением в эпоху империализма. Это не оз­начает, как правильно отмечает Фаталиев, что развитие и применение наук имеет место только в сфере воен­ного производства. Но достижения науки при капита­лизме не служат обществу в целом, они приходят в столкновение с непосредственными интересами целых классов и социальных групп буржуазного общества. На­пример, автоматизация и механизация при капитализ­ме своим обязательным дополнением имеют рост безра­ботицы. Значит, наука и техника при капитализме ока­зываются не благом для всего народа, а злом.

Интересы монополий требуют не только определен­ного направления научной работы, но и определенной ее организации. Фаталиев показывает, что в условиях конкуренции монополии организуют финансирование и контроль научно-исследовательских учреждений, превра­щая их фактически в составную часть монополий. Но монополии не только подчинили себе научные учрежде­ния, состоящие у них на службе. Они фактически конт­ролируют университетскую и академическую науки.

Капиталистический способ производства оказывает влияние и на возможность координации и планирования научной деятельности. Если в рамках отдельных монопо­лий возможна взаимная информация и планирование научных исследований, то в масштабах всей страны это неосуществимо. «Таким образом, — заключает Фаталиев, — социальные функции, выполняемые естественны­ми науками в процессе производства, и социальные по­следствия, к которым приводит применение науки в сов­ременном капиталистическом обществе, непосредствен­но связано с общественно-экономическими условиями производства»⁴².

Качественно иным является положение науки в со­циалистическом обществе. Новое общество, коммуни­стическое, — может быть построено только при всемер­ном использовании науки. Экономический строй социа­лизма создает предпосылки для планомерного развития науки, для широкого внедрения естествознания в процесс производства. По мере развития материально-тех­нической базы социализма и социалистических производ­ственных отношений создавались условия для удовлет­ворения растущих материальных и духовных потребно­стей общества.

Характеризуя положение науки при социализме, Фа­талиев раскрывает важнейшее положение исторического материализма — новое коммунистическое общество мо­жет быть построено только при всемерном использова­нии науки. Применение науки становится решающим фактором в решении всемирно-исторической задачи -превзойти производительность труда, созданную капита­лизмом. Вместе с тем, социалистические производствен­ные отношения создают условия для безграничного развития науки.

Фаталиев на большом фактическом материале (глав­ным образом, на опыте СССР) рассматривает развитие и применение естественных наук, их место в социалисти­ческом обществе.

Общественно-экономические условия социалистиче­ского производства, определяющие колоссальный рост научной деятельности, являются новым стимулом для развития науки. Создание материальной базы социализ­ма, которое осуществлялось на глубокой научной основе, предъявило новые повышенные требования к уровню и организации научной работы.

Фаталиев рассматривает деятельность таких великих русских ученых, как Мичурин, Павлов, Циолковский, Жуковский и др., в условиях царской России и после Октябрьской революции. Только новый общественный строй принес подлинное признание этим великим ученым и создал условия, поставившие их открытия на службу всего общества.

Экономический строй социализма, указывает Фаталиев, приводя убедительный цифровой материал, не только вызвал колоссальный рост научных учреждений, научных кадров, но и изменил в корне социальную орга­низацию науки. Все научные учреждения принадлежат народу и служат его интересам. Экономические отноше­ния социализма и новая социальная организация науки привели к изменению характера развития научной ра­боты. В социалистическом обществе планируется дея­тельность научных учреждений, координируются отношения между отдельными отраслями науки, а также между наукой и производством. Уже в 1931 году состоя­лась первая Всесоюзная конференция по планированию научно-исследовательской работы. В последующие годы это плановое руководство развитием науки еще больше усилилось. В том, что советские ученые в короткий срок добились выдающихся успехов в области ядерной физи­ки и энергетики, отмечает Фаталиев, важную роль сы­грала широкая плановая организация работ. Фаталиев подчеркивает, что плановая организация научной работы предусматривает взаимосогласованность развития от­дельных направлений научного исследования с разви­тием производства, выделение проблем, наиболее ак­туальных для развития производства, планирование пер­спективных исследований и т. д. Однако, это вовсе не предполагает мелочной опеки над учеными, ограничения их творческой инициативы и т. д. Планирование науч­ной работы сочетается с творческой инициативой, свобо­дой научной мысли и т. д.

Специально выделяет X. М. Фаталиев вопрос о со­циальных функциях науки в социалистическом обще­стве. При социализме, в противоположность капитализ­му, применение науки подчинено основной цели — слу­жению человеку. Широкое применение естественных наук в производстве способствует непрерывному росту и совершенствованию общественного производства на базе высшей техники. Фаталиев подробно рассматривает воп­рос о том, как развитие производительных сил, новой техники в социалистическом обществе опирается на раз­витие естественных наук.

На примере развития энергетики, металлургии, авто­матизации и телемеханики Фаталиев показывает, что развитие производительных сил на современном этапе невозможно без развития естественных наук, более то­го, отдельные отрасли производства вырастают непо­средственно из развития естествознания.

В социалистическом обществе достижения естество­знания используются не только для развития и совер­шенствования средств труда, машин, естественнонауч­ные знания используются для облегчения труда, для поднятия производительности труда и общественного бо­гатства. Это определяет мирный гуманистический харак­тер применения науки в социалистическом обществе.

Большое внимание Фаталиев уделяет проблеме свя­зи философии и естественных наук, посвящая этому воп­росу специальную монографию «Диалектический мате­риализм и вопросы естествознания». X. М. Фаталиев глубоко анализирует и обосновывает принцип партийно­сти философии, как важнейшее положение марксистско-ленинской философии, отстаивая его от прямых нападок и искажений со стороны представителей современной буржуазной философии.

Фаталиев подчеркивает особо важную роль филосо­фии в период революционной ломки естественнонаучных теорий. Опираясь на произведение В. И. Ленина «Ма­териализм и эмпириокритицизм», Фаталиев на большом историческом и современном естественнонаучном мате­риале прослеживает, как реакционная идеология и фи­лософия замалчивала и искажала великие открытия (ре­лигия против Коперника и Джордано Бруно), как совре­менные буржуазные философы приспосабливают новей­шие открытия для обоснования религиозных догм (так называемое красное смещение для «подтверждения» идеи, о начале мира, о происхождении вселенной от «первоатома» и т. д.). Вместе с тем, развивая идеи В. И. Ленина о необходимости тесной связи философии к естествознания, Фаталиев показывает, что великие от­крытия XIX века послужили естественнонаучным обо­снованием диалектического материализма, что дальней­шее развитие естествознания служит развитию диалек­тического материализма, который развивается в тесной связи с развитием естествознания. Подлинно научная интерпретация современных великих открытий естество­знания возможна именно с позиций марксистской фило­софии.

Даже из краткого изложения основных положений работ Фаталиева можно составить представление о X. М. Фаталиеве, как крупном ученом, разрабатывавшем наи­более актуальные проблемы современности. Наука в нашем обществе становится непосредственной произво­дительной силой, указывает Программа КПСС. Это зна­чит, что наука пронизывает все стороны производствен­но-материальной деятельности людей, а производство превращается в технологическое использование резуль­татов науки, что из науки непосредственно возникают новые отрасли производства, т. е. наука, таким образом, может опережать производство, предшествовать произ­водству. Наука призвана сыграть решающую роль в соз­дании материально-технической базы коммунизма, по­этому перед советской наукой и советскими учеными стоят грандиозные задачи. В свете решения этих задач большую роль играют труды X. М. Фаталиева, — они оказывают большую помощь студентам, преподавателям, научным работникам в изучении и дальнейшей разра­ботке философских и социальных проблем науки.

Доцент К. А. НОВОСЕЛЬЦЕВ

ВОПРОСЫ ИСТОРИИ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ В РАБОТАХ X. М. ФАТАЛИЕВА

X. М. Фаталиев не был историком науки в собствен­ном смысле этого слова. Он был физиком, посвятившим себя исследованию философских проблем современного естествознания. Свою работу в области истории естест­вознания он, как правило, подчинял задачам борьбы против различных — сознательных и несознательных — попыток исказить действительный ход развития естест­венных наук.

История науки была для него важным и действенным орудием в борьбе за торжество диалектико-материалистического мировоззрения, за внедрение марксистско-ленинской методологии в естествознание. Поэтому его работы — как опубликованные, так и оставшиеся в ру­кописи, — в которых затрагиваются вопросы истории науки, во многих случаях не носят характера специаль­ных' исторических исследований.

Одни из них написаны преимущественно с целью по­пуляризации и пропаганды известных положений марк­систско-ленинского учения, касающегося развития есте­ственных наук, — сюда относятся некоторые статьи, а также соответствующие главы его монографий; другие связаны с постановкой и разработкой новых серьезных проблем истории науки — как это имеет место, напри­мер, в его докторской диссертации, которая посвящена анализу различных аспектов борьбы за диалектический материализм в советской физике; наконец, третьи пред­ставляют собой отдельные публикации по более частным вопросам (например, по истории развития физики в Мо­сковском университете в первые годы Советской власти и некоторые другие).

Нет необходимости доказывать, что все упомянутые аспекты исторического исследования одинаково важны.

Для историка науки знание и изучение фактов, даже на первый взгляд мелких и незначительных, является столь же необходимым, как и стремление дать соответ­ствующее обобщение и толкование этим фактам.

Не менее важной и актуальной является дальнейшая разработка и популяризация марксистско-ленинской ме­тодологии применительно к вопросам естествознания.-

Обратимся к некоторым из его работ, имеющим от­ношение к истории естественных наук.

X. М. Фаталиев, как уже отмечалось, уделял много внимания популяризации важнейших положений марк­сизма-ленинизма, касающихся истории и методологии естествознания. В известных его монографиях — «Диа­лектический материализм и вопросы естествознания», «Естественные науки и материально-производственная база общества», «Естественные науки в жизни общест­ва», а также в таких статьях как «Естественные науки и производство», «К оценке Энгельсом физики XIX века», «Наука и социальный прогресс», «К вопросу о кризисе механицизма в физике» и др. — содержится большой материал по истории естественных наук, который, одна­ко, как правило, не имеет самодовлеющего значения; чаще всего он используется автором в качестве средства для всестороннего обоснования и дальнейшего раз­вития важных марксистских положений, как например, о зависимости естественнонаучного прогресса от разви­тия производства, о возрастании роли естественных наук в развитии производительных сил общества, о кризисе 'механицизма в XIX веке, вызванном великими откры­тиями в естествознании, которые в свою очередь яви­лись естественнонаучной основой возникновения диалектического материализма и т. п.

Но необходимо заметить, что хотя в упомянутых вопросах Фаталиев выступает преимущественно в каче­стве популяризатора и пропагандиста марксистско-ле­нинского учения, он тем не менее не ограничивается про­стым изложением уже известных науке положений, а творчески решает поставленную перед собой задачу, внося свой вклад в разработку соответствующих проб­лем.

В качестве иллюстрации можно сослаться, к приме­ру, на трактовку им вопроса о роли общественной прак­тики или материально-производственной деятельности людей в историческом развитии естественных наук.

Фаталиев справедливо замечает, что при оценке этой роли в нашей литературе часто не придавалось надле­жащего значения ряду моментов, без учета которых за­висимость развития естествознания от материально-про­изводственной деятельности не может быть полностью раскрыта.

В этой связи он обосновывает ряд существенных по­ложений, отражающих действительную роль материаль­но-производственной деятельности людей в процессе познания природы, подкрепляя свои выводы в этой обла­сти обстоятельной аргументацией. Он убедительно пока­зывает, что закономерная последовательность возникно­вения и развития отдельных отраслей естествознания в конечном счете определяется ни чем иным, как истори­чески объективной последовательностью развития ма­териального производства. С другой стороны, и сама проблематика естественных наук, историческое измене­ние предмета их исследования также в конце концов за­висят от потребностей и уровня развития материального производства. Нетрудно убедиться, далее, что необхо­димый материал для анализа и обобщений естествозна­ние может черпать только из материально-производственной деятельности людей, причем данный факт ни­сколько не утрачивает своего значения вследствие того, что огромную и все возрастающую роль в естественных науках приобретает эксперимент.

Будучи широко эрудированным человеком, Фаталиев в подтверждение развиваемых им мыслей приводит мно­жество ярких и убедительных примеров, как из истории естественнонаучных открытий отдаленного прошлого, так и из современного естествознания. Творчески изла­гая марксистское учение о решающей роли обществен­ной практики в познании, выступающей в качестве осно­вы познания и как критерий истины, автор особый акцент делает на выяснении этой роли главным образом на ступени рационального познания. Он наглядно показы­вает, как тесно и всесторонне абстрактное мышление связано с практикой, прежде всего с материально-про­изводственной деятельностью людей.

Можно сослаться и на другой пример. В упомянутой выше книге «Диалектический материализм и вопросы естествознания», а также в своей статье «К вопросу о естественнонаучных предпосылках возникновения диа­лектического материализма» X. М. Фаталиев останав­ливается на освещении роли и значения выдающихся открытий в естествознании XVIII и особенно первой по­ловины XIX века для создания и обоснования диалектико-материалистической философии.

Как и в других подобных случаях, ему удается ис­пользовать в этих работах большой, весьма интересный и нередко новый фактический материал из истории нау­ки, однако сам по себе вопрос о предпосылках не выг­лядит у него главным и единственным стержнем указан­ных работ. Последние имеют скорее наступательно-по­лемический характер с явно выраженным акцентом, направленным против попыток изобразить в ложном свете историю естествознания на протяжении XIX ве­ка. X. М. Фаталиев решительно отвергает махистскую версию, будто естествознание в течение этого периода развивалось в рамках метафизики и механицизма. Опи­раясь на исторические факты, а также на соответствую­щие оценки Ф. Энгельса, он показывает полную несо­стоятельность подобных взглядов, которые, кстати ска­зать, одно время некритически повторялись даже отдель­ными советскими философами.

В действительности, естествознание по своему объек­тивному содержанию в указанный период было диалек­тическим, и не могло быть иным, поскольку оно всегда отражает объективную диалектику самой природы. Диалектико-материалистический характер науки стал осо­бенно очевидным в результате великих естественнонауч­ных открытий XIX века, на которые часто ссылался в своих философских трудах Ф. Энгельс. Другое дело, что сознание самих естествоиспытателей, их мировоззрение, нередко отстает от успехов науки, как это и имело место в целом ряде случаев на протяжении прошлого столе­тия. Но причина такого явления большей частью лежит вне пределов естествознания. Ее следует искать в тех со­циальных условиях, которые существуют в капитали­стическом мире и оказывают свое пагубное влияние на мировоззрение ученых. И поэтому нет решительно ника­ких оснований объявлять естествознание, и в, частно­сти, всю физику XIX века целиком механистическими, как это делали махисты.

Всестороннее фактическое обоснование данного поло­жения представляет собой серьезную заслугу X. М. Фаталиева.

Переходя к другим более специальным исследова­ниям X. М. Фаталиева по истории науки, мы считаем не­обходимым подчеркнуть прежде всего то обстоятельство, что он никогда не пренебрегал «черновой» стороной ра­боты историка — скрупулезным „собиранием и изучением фактического и документального материала. В его док­торской диссертации «К истории борьбы за диалектиче­ский материализм в советской физике», а также в неко­торых других статьях, таких, как «Научно-исследова­тельская работа в Московском университете», «К вопро­су о роли науки в развитии производительных сил в переходный период» и др. приводится обширный и раз­нообразный фактический материал. Тщательно собран­ные им многочисленные факты и документы несомненно послужат заметным вкладом в характеристику началь­ного этапа развития советской физики.

В них, например, содержатся сведения о первых ша­гах ныне мощных и всемирно-известных научно-иссле­довательских институтов по различным разделам физи­ки (например, физико-технического института в Ленин­граде, ряда московских, украинских институтов и др.), о

зарождении целого направления исследований в области оптики, о создании нижегородской радиолаборатории, оказавшейся тем зародышем, из которого впоследствии развилось современное могучее древо советской радио­электроники. В работе приводятся и многие другие яр­кие факты, на которых мы не имеем возможности здесь останавливаться.

Из этих работ Фаталиева можно почерпнуть нагляд­ное представление о том, как уже в первые годы Совет­ской власти коммунистическая партия под руководством и при непосредственном участии В. И. Ленина в необы­чайно трудных условиях буквально «по винтику и по кирпичику» создавала фундамент грандиозного здания современной советской науки, блестящие успехи кото­рой получили ныне столь высокое и всеобщее признание.

В этом же плане значительный интерес представляют данные, касающиеся развития естественных наук в Мо­сковском университете. Всем известна та выдающаяся роль, которую сыграл в развитии отечественного естест­вознания старейший в стране Московский университет, его передовые ученые, а также созданные ими научные школы. И нам тем более понятно то особое внимание, которое неизменно уделял Фаталиев истории научно-ис­следовательской работы на кафедрах естественных фа­культетов Московского университета. Особенно боль­шой и ценный материал по истории науки содержится в докторской диссертации Фаталиева, относящейся, как уже отмечалось, к становлению и развитию советской физики. В этой работе, как в фокусе, находит отражение развитие нашей физики как в целом, так и по частям; в ней обстоятельно охарактеризованы отдельные отрасли физики, научные школы, дано яркое представление о развитии физических исследований в университетах, научно-исследовательских институтах и лабораториях.

Весь собранный материал был подвергнут Фаталиевым анализу под углом зрения той борьбы, которая ве­лась в наших научных учреждениях за внедрение и соз­нательное использование диалектико-материалистической методологии — этого надежного и незаменимого для современного ученого орудия научного исследо­вания.

С этой точки зрения значительную ценность имеют выводы, сформулированные в диссертации, — выводы, в которых нашли отражение взгляды и мысли ав­тора по ряду важных и принципиальных вопросов. Сюда прежде всего следует отнести понимание X. М. Фаталиевым самой проблемы борьбы за диалектический ма­териализм в естествознании в советских условиях. Его соображения на этот счет представляют большой инте­рес, и мне кажется целесообразным изложить их не­сколько подробнее.

Как же понимает X. М. Фаталиев эту проблему, ставя ее в качестве центральной в своей работе?

Борьбу за диалектический материализм в советском естествознании он отнюдь не сводит к чисто идеологи­ческой борьбе, не ограничивается сферой исключитель­но методологических противоречий, обусловленных внутренним развитием науки. Нет, он понимает ее значи­тельно шире, а именно в тесной и неразрывной связи с практикой социалистического строительства, с решением насущных задач, встающих перед наукой на различных этапах нашего продвижения по пути социализма и ком­мунизма. Вот что он пишет по этому поводу в дис­сертации:

«Роль и значение диалектического материализма в физике заключается не только в ее философском обо­сновании, не только в борьбе с идеалистическими и ме­тафизическими извращениями ее содержания, но и в правильном определении путей, развития ее прило­жений».

В другом месте он утверждает, что диалектический материализм «диктует такие пути развития науки, как служение науки делу народа, связь теории с практикой, плановость науки».

Короче говоря, его трактовка борьбы за диалектиче­ский материализм в физике выступает перед нами, как «борьба за превращение физики в орудие социалисти­ческого строительства».

Таким образом, включая в понимание борьбы за торжество диалектико-материалистической методологии в науке не только философский в узком смысле, т. е. чи­сто теоретический аспект, но также и аспект сугубо практический, Фаталиев как бы показывает свое уме­ние «не на словах, а на деле», в конкретной ситуации руководствоваться одним из важнейших принципов марксистской философии, провозглашающих решающую роль практики в познании. Философия у него реализует на деле свое истинное назначение не только объяснять мир, но и содействовать его преобразованию.

Что же касается выяснения теоретического аспекта этой борьбы, то X. М. Фаталиев посвящает большой раздел своей работы анализу той ни с чем не сравнимой роли, которую на протяжении рассматриваемого периода играло и продолжает играть в наше время гениальное произведение В. И. Ленина «Материализм и эмпирио­критицизм». Влияние бессмертных идей, развитых В. И. Лениным в этой книге, на постепенное формирование на­учного диалектико-материалистического мировоззрения в среде советских ученых автор показывает на большом числе ярких примеров, усматривая в самом этом факте одну из главных причин величайших успехов нашей науки.

Попутно заметим, что X. М. Фаталиев в ряде своих произведений неоднократно возвращается к характери­стике огромного значения книги В. И. Ленина «Мате­риализм и эмпириокритицизм» также и для той идеоло­гической борьбы, которую ведут передовые зарубежные естествоиспытатели и философы против реакционного идеалистического мировоззрения, тормозящего прогресс естественных наук. По этому поводу мы можем найти в его работах немало чрезвычайно метких замечаний и характеристик, отображающих сложное и противоречи­вое положение естествознания в капиталистических стра­нах в эпоху империализма.

Заслуживает внимания постановка им в докторской диссертации вопроса о периодизации советской науки и четкая формулировка отношения автора к этой проблеме.

Он подвергает критике некоторые из выходивших то­гда работ по истории советской физики, авторы которых нередко, излагая исторический материал, пытались либо вообще обойтись без всякой периодизации, либо поль­зовались в своих исследованиях чисто календарной пе­риодизацией (по годам и десятилетиям). В связи с этим у таких авторов получалось, по выражению Фаталиева, изложение «истории физики в виде каталог образного перечня отдельных открытий или очерков научной дея­тельности отдельных школ вне связи с отдельными

этапами развития советского общества,   социалистического строительства».

И он был несомненно прав, уделяя этому вопросу столь серьезное внимание, ибо всякая недооценка зна­чения объективной периодизации для истории лишает историческую науку необходимой почвы, отрывает ее от жизни.

Такому подходу к историческому исследованию он противопоставляет свое понимание значения и принци­пов периодизации советской науки (физики).

Стремясь найти объективный критерий перио­дизации, он подразделяет развитие физики в Советском Союзе на этапы в соответствии с крупными периодами в истории советского общества, связанными с решения­ми кардинальных задач в области социалистического, строительства. Таких этапов три: 1. Первые годы совет­ской власти (гражданская война, восстановительный период). 2. Годы борьбы за построение социализма (пе­риод реконструкции). 3. Период постепенного перехода от социализма к коммунизму.

Само собой разумеется, что сказанное ни в коем слу­чае нельзя понимать таким образом, будто Фаталиев, правильно ориентируя историков на поиски объективной основы периодизации и предложив свой принцип перио­дизации истории советской физики, тем самым снимал с повестки дня истории науки все вопросы, связанные с изучением этой важной проблемы.

Он никогда не претендовал на то, чтобы выдавать свои выводы как по этому, так и по другим вопросам за некую истину в последней инстанции. Он отлично пони­мал, что проблема периодизации науки в целом очень сложна и нуждается в дальнейшей серьезной разработ­ке. Разве не требует, например, более глубокого иссле­дования вопрос о том, насколько любой данный прин­цип периодизации, удачно примененный в той или иной области, будет пригодным для других возможных аспек­тов исследования развития в той же, а тем более в дру­гой отрасли естествознания?

Заслуга Фаталиева в этом вопросе состоит в том, что он, во-первых, по-своему поставил эту проблему перед историками науки, а во-вторых, продемонстриро­вал применение критерия периодизации для изучения частного вопроса о борьбе за диалектический материа­лизм в советском естествознании.

Далее, Фаталиев был прав также, критикуя некото­рых историков за попытку свести историю науки к про­стому перечню, отдельных открытий или к очеркам полу беллетристического характера о научной деятель­ности ученых, научных школ и т. п. Конечно, подобное сведение означало бы конец истории, как науки, кото­рая, обычно помимо использования фактического мате­риала непременно предполагает его обобщение, выявле­ние определенных закономерностей в ходе разви­тия и т. п.

Однако, при этом не следует забывать и другую сторону этого вопроса. Было бы ошибкой недопу­стимость такого рода сведения истории науки к простому описанию фактов, к составлению очерков и т. д. понимать в духе отрицания или недооценки роли и значения подобных работ для исторического исследо­вания. Очерки по частным вопросам, дающие описания отдельных открытий, а также работы, посвященные жиз­ни и деятельности выдающихся ученых, истории научных школ и направлений — составляют в своей совокупности как раз ту реальную фактическую основу, на которой только и могут строиться серьезные исторические обоб­щения.

X. М. Фаталиев это прекрасно понимал, направляя свои возражения прежде всего против попыток «абсолю­тизации» роли факта против превращения истории в чи­сто факто логическое описание или, как он сам выра­жался, в каталог открытий. Последнее стало совершенно недопустимым с тех пор, как марксизм впервые дал объективный критерий для понимания внутренних пру­жин прогресса естественных наук в их зависимости от развития производства.

Касаясь этого вопроса, X. ,М. Фаталиев справедливо отмечал, что «ключ к пониманию истории естествозна­ния надо искать не в «свободном творчестве» отдельных ученых, не в головах ученых мужей, как это утверждали и утверждают буржуазные историки, а в развитии про­изводства, в потребностях общественной практики, в нуждах материальной жизни общества».

Именно такой подход к делу дал основание Фаталиеву утверждать, что «Маркс и Энгельс вскрыли движущие силы развития естественных наук и основали исто­рию естествознания как науки», а также, что классики марксизма заложили «фундамент научной истории есте­ствознания и дали непревзойденный по своей глубине анализ каждому из последовательных этапов развития естествознания», показав их историческую обусловлен­ность. Фаталиев в данном случае выступает прежде все­го в качестве страстного пропагандиста и популяриза­тора учения марксизма, которое раскрыло объективную основу прогресса науки, поставив тем самым исследова­ние истории естествознания на строго научную почву.

При этом может возникнуть такой вопрос: вытекает ли с неизбежностью из приведенных выше положений обратный тезис, а именно, что до возникновения марк­сизма история естествознания, как наука, вообще не существовала.

Фаталиев этот вопрос не рассматривает, тем более, что он выходит за рамки стоявшей перед ним задачи. Но его высказывания, вместе с тем, отнюдь нельзя пони­мать, как полное и безоговорочное отрицание сущест­вования в домарксистский период истории естествозна­ния как науки. Такое безоговорочное отрицание было бы по меньшей мере рискованным, а если сказать точнее— необоснованным и неверным.

История естествознания, как наука, конечно сущест­вовала и до марксизма, однако она несла на себе чер­ты ограниченности, связанной с тем, что не была извест­на объективная основа естественнонаучного прогресса. В силу этого главное внимание историков науки того периода по необходимости было сосредоточено на на­коплении и изучении фактов, на описании отдельных от­крытий и других событий, представляющих интерес для истории науки и т. д.

Можно предположить, что история естествознания в домарксистский период разделяла общую судьбу всего естествознания, которое, по характеристике Энгельса, было тогда преимущественно собирательной наукой, т. е. оно было занято собиранием фактов и лишь очень робко, от случая к случаю, переходило к обобщениям. Тем не менее, это была наука, а не что-либо иное.

Данное соображение представляется тем более оче­видным, что сами основоположники марксизма всегда охотно черпали из этого щедрого источника богатейший и ценнейший материал для своих обобщений, в особен­ности как раз для выявления и обоснования той взаимо­связи между развитием производства, с одной стороны, и естественнонаучным прогрессом, с другой, открытие которой является крупнейшим завоеванием марксистской мысли.

При этом, разумеется, никого не может удивить то обстоятельство, что у домарксистских историков науки нередко проскальзывали правильные «догадки» о суще­ствовании связи и зависимости естествознания от потреб­ностей развивающегося производства. Объективная ло­гика всегда так или иначе обнаруживает себя в самих фактах. Но тогда это могли быть лишь «догадки», не более. Историческая заслуга марксизма, о которой пи­шет Фаталиев, состояла именно в том, что взаимосвязь науки и производства была сформулирована как закон, и тем самым история естествознания, освобожденная от присущей ей односторонности, впервые получила проч­ную основу для своего дальнейшего развития.

Здесь мы затронули лишь некоторые вопросы исто­рии естественных наук, в разработке которых участвовал X. М. Фаталиев.

Безвременная кончина, постигшая его в самом рас­цвете творческих сил, лишила советскую науку не толь­ко талантливого философа-естественника, давшего за сравнительно короткий период своей научной деятель­ности целый ряд серьезных исследований по философ­ским проблемам современного естествознания, но также и весьма обещающего историка науки, сумевшего при жизни и в этой специальной области оставить свой за­метный след.

Доцент П. Е. СИВОКОНЬ

КРИТИКА НЕОПОЗИТИВИЗМА X. М. ФАТАЛИЕВЫМ

Ни в своей многообразной работе по исследованию методологических и социологических проблем современ­ного естествознания, ни в определении плана работы ос­нованной им кафедры диалектического и исторического материализма естественных факультетов Московского университета X. М. Фаталиев никогда не забывал о кри­тике современных идеалистических спекуляций, идеали­стического извращения научных результатов. В полном согласии с ленинским наследием главные усилия сосре­доточивались им на квалифицированной критике бур­жуазного неопозитивизма.

Что такое «позитивизм» и в каком направлении раз­вивал марксистскую критику неопозитивизма проф. Фа­талиев?

С момента своего возникновения и до настоящего времени позитивизм не представляет собою самостоя­тельной и строго очерченной школы в истории филосо­фии и естествознания. Его направления всегда были не­обычайно многоликими и разношерстными, а поэтому за­дача научной критики не может сосредоточиваться исключительно на рассмотрении внутренних, «семейных» споров между отдельными представителями и различ­ными школами позитивизма. «...Марксизм отвергает не то, чем отличается один позитивист от другого, а то, что есть у них общего, то, что делает философа позитиви­стом в отличие от материалиста, — учил В. И. Ленин, — ...суть дела состоит в коренном расхождении материа­лизма со всем широким течением позитивизма, внутри

которого находятся и Ог. Конт, и Г. Спенсер, и Михай­ловский, и ряд неокантианцев, и Мах с Авенариусом»⁴³.

Наиболее общим утверждением для всякого позити­виста может служить признание положительного (пози­тивного) знания. Таким «положительным» знанием по­зитивизм со времен своего основателя Ог. Конта пола­гает лишь те или иные узко-специальные (физические, математические и т. д.) знания, а методом получения всякого знания, соответственно, согласно позитивизму, могут служить лишь такие специальные методы, как на­блюдение, описание, вычисление, «протоколирование» и т. д. На деле, таким образом, защита позитивного зна­ния сводится вначале к отрицанию всякой философии, каждая специальная наука провозглашается сама себе философией, но затем, в конечном счете, все усилия позитивизма объединяются в общем призыве к ниспровер­жению материализма. В начале XX века ярко выражен­ной субъективно-идеалистической формой позитивизма был т. н. эмпириокритицизм или махизм. Последователь­ным опровержением махистских позиций в науке и даль­нейшим развитием научного марксистского мировоззре­ния явилась, как известно, бессмертная книга В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм»⁴⁴.

Современный позитивизм (неопозитивизм), подобно своим предшественникам, является продуктом и прояв­лением крайне обострившегося кризиса науки в бур­жуазном обществе. Он также объединяет самые различ­ные направления в буржуазной философии, проникает в умы буржуазных ученых, паразитирует на сложных и нерешенных еще вопросах науки. Верно следуя ле­нинским традициям, проф. Фаталиев уделял осо­бое внимание критике естественнонаучной аргумента­ции современного неопозитивизма, разоблачал теоре­тическую несостоятельность и порочность его принципов. Ему были чужды приемы догматической критики, ограничивающейся голословным наклеиванием ярлыков. Постоянно и тщательно следил он за новейшими формами позитивистских настроений и основное острие своей критики всегда направлял на наиболее типичные проявления этих настроений, а также на их главных носителей и выразителей: Л. Карнапа, Б. Рас­села, Ф. Гонсета. Вследствие этого все критические выступления проф. Фаталиева против неопозитивиз­ма сохранили свое значение до настоящего време­ни. К таким выступлениям относится, прежде всего, его монография «Диалектический материализм и вопросы естествознания», а также статья «Неопозитивизм и неко­торые проблемы современного естествознания» в жур­нале «Философские науки» ? 1 за 1958 г. и доклад «Враждебность неопозитивизма современной науке» на философской секции Всесоюзного совещания заведую­щих кафедрами общественных наук в Москве в конце июня 1957 года.

X. М. Фаталиев был убежден, что для естествозна­ния, как и для философии, огромный интерес должна представлять критика всех сторон современного позити­визма, а именно: решения им основного вопроса фило­софии, его теории познания, методов и идейных истоков, его эволюции и связи с другими течениями буржуазной философии, его отношения к естественным наукам. Осо­бое внимание проф. Фаталиева к анализу аргументации позитивизма объясняется тем, что в этой аргументации большое место занимают ссылки на естествознание, ко­торые дают повод позитивистам именовать свою фило­софию философией науки или философией естествозна­ния (Philosophy of Science).

Профессор Фаталиев убедительно доказывает, что «Неопозитивизм не может всерьез претендовать на зва­ние философии науки. Анализируя доклад президента II Международного конгресса по философии наук в Цю­рихе в 1954 году неопозитивиста Ф. Гонсета, он обнару­живает, что «статус философии наук» совершенно не включает в данном случае ни философии в качестве ме­тодологии наук, ни философии в качестве обобщения на­учных данных. Между тем именно эти два аспекта и со­ставляют истинную связь прогрессивной научной фило­софии с естествознанием. «Здесь необходимо заме­тить, — писал X. М. Фаталиев, — что Гонсет в своем «статусе философии наук», отрицая указанные взаимо-124

отношения между философией и наукой, оспаривает, по существу, право на существование философии диалекти­ческого материализма, а не всякой философии, хотя он и не ставит точки над «и», рассуждает о философии вообще. Что это именно так, нетрудно убедиться, если учесть, что оспариваемые им аспекты взаимоотношения философии и наук (философия, с одной стороны, как ре­зультат обобщения данных этих наук, а с другой сторо­ны, как методологическая основа наук) характерны в современную эпоху для взаимоотношения диалектиче­ского материализма и частных наук»⁴⁵»

Вопреки истине, неопозитивизм в лице Б. Рассела, Л. Карнапа, Э. Гуссерля, Ф. Франка, Ф. Гонсета ограни­чивает задачи философии лишь выработкой языка, логи­ческим анализом, «логическим синтаксисом», которому должны слепо следовать все науки. Из содержания фи­лософии, равно как и из предмета наук, неопозитивизм исключает объективную реальность, а это, по существу, равнозначно ликвидации науки и философии. «Филосо­фия науки», в какой бы форме не предлагалась она не­опозитивистами —• в виде ли расселовского «логического анализа», карнаповского «логического синтаксиса» или гуссерлианской экзистенциалистской феноменологии», не может служить ученому-естествоиспытателю оруди­ем познания и преобразования мира. Она дезориен­тирует ученого, подрывает его уверенность в объектив­ной реальности окружающего мира, в его познаваемо­сти. К такому выводу приходит проф. Фаталиев в ре­зультате анализа общих оснований самого неопозити­вистского «статуса» философии наук. В сущности этому выводу не противоречат и наиболее откровенные заяв­ления крупнейших философов-неопозитивистов. Так, в заключении своей известной книги о человеческом по­знании Б. Рассел открыто утверждает, что его постулаты имеют лишь «привкус» эмпиризма, что он твердо при­держивается лишь того учения, «что все человеческое знание недостоверно, неточно и частично»⁴⁵.

Такова цена аргументации неопозитивизма и его пре­тензиям на звание философии наук. В чем же далее состоит его естественнонаучная и, прежде всего, наиболее распространенная физическая и математическая аргу­ментация, спрашивает проф. Фаталиев?

Вся физическая аргументация неопозитивистов, как правило, ведет свое начало от махизма, утверждавшего «физический опыт», то есть, в лучшем случае, субъек­тивные наблюдения и эксперимент ученого в качестве • единственной реальности. Нынешний позитивизм по-прежнему упорно стремится спекулировать на отдель­ных научных открытиях, на сложных и нерешенных во­просах современной физики. «Физический язык», напри­мер, Карнап и его последователи объявляют универ­сальным языком науки, а ссылки на трудности в пони­мании микромира широко используются для «доказа­тельств» в защиту субъективизма и непознаваемости мира вообще.

В действительности же связь неопозитивизма с физи­кой, если и имеет место, то она носит исключительно идеологический характер. Современный позитивизм, так же как и предшествующий ему махизм (эмпириокрити­цизм), объединяется с теми или иными направлениями буржуазных ученых не на базе научного материала, а на почве идеализма и метафизики. Разоблачая фальши­вый, претенциозный характер неопозитивистских ссылок на физику, X. М. Фаталиев часто обращался к образно­му выражению В. И. Ленина — «Философия естество­испытателя Маха относится к естествознанию, как по­целуй христианина Иуды относился к Христу. Мах точно так же предает естествознание фидеизму, переходя по существу дела на сторону философского идеализма»⁴⁷.

В своих естественнонаучных основаниях неопозити­визм более всего претендует на связь с так называемой копенгагенской школой в квантовой механике, основан­ной в 20-х годах нашего века Н. Бором, В. Гейзенбергом, М. Борном и другими буржуазными учеными. Так, на­пример, свой принцип «протокольных положений», не нуждающихся в обосновании, неопозитивисты считают взятым из физики, поскольку в основе его лежит «прин­цип наблюдаемости» копенгагенской школы, утверждаю­щий физическую реальность лишь наблюдаемых явле­ний. Однако, если внимательно проанализировать копенгагенский «принцип наблюдаемости», — замечал проф. Фаталиев, — то станет ясно, что он вовсе не следует из каких-либо экспериментальных данных, или из каких-ли­бо физических теорий: «Принцип наблюдаемости по существу является философской установкой, продикто­ванной неопозитивистами естествоиспытателям»"¹⁸.

Идеалистическим по своему духу является также другой полюбившийся неопозитивистам копенгагенский принцип — «принцип дополнительности», объявляющий пространство и время, причинность и закономерность лишь своего рода принципами, дополняющими субъек­тивное описание микрообъекта до классического, то есть обычного, соответствующего описанию макромира. Наблюдение и описание вместо материальной действи­тельности — такова изначальная, глубоко субъективист­ская, идеалистическая тенденция копенгагенской шко­лы. Защитники позитивизма попадают, таким образом, в порочный круг, показывает проф. Фаталиев, стараясь опереться в своих доказательствах на те философские положения и принципы, которые выдвинуты ими сами­ми, которые не находят, следовательно, никаких иных оправданий, кроме субъективных желаний философов-позитивистов.

С копенгагенской школой в физике неопозитивистов связывают не результаты новых научных открытий, а лишь традиционные общие идеалистические убеждения. Эта связь весьма непостоянна и непрочна, поскольку всеми своими новыми достижения наука разрушает до­воды идеализма и все более подтверждает, развивает научное мировоззрение, основанное на диалектическом материализме. В этом нетрудно убедиться на отношении современных ученых к копенгагенской школе, а также на примере эволюции самой этой школы.

Под воздействием фактов науки, а также, в известной степени, в ответ на критику, авторы копенгагенской кон­цепции в последнее время пытаются как бы видоизме­нить свою позицию и не настаивают более ни на отрица­нии реальности квантово-механических объектов, ни на отрицании причинности. Особое место среди других представителей школы занимает в этом отношении

М. Борн. Он определенно выступает против крайнего по­зитивистского отрицания физической реальности в каче­стве предмета науки. Опасность позитивизма ученый видит в том, что создается впечатление, «...будто физику нет никакого дела до реального мира и он производит эксперименты только с той целью, чтобы предсказывать результаты того или иного эксперимента». При этом со­вершенно неясно, заявляет он, «...почему же физик дол­жен брать на себя труд производить эксперименты?»⁴⁹. Позитивистское отрицание реальности мира М. Борн справедливо определяет как «...типичное для крайнего субъективизма, которому можно было бы дать подходя­щее название «физического солипсизма»⁵⁰. Однако, не будучи, согласно его собственному замечанию, филосо­фом, он не может «предложить никакой хорошо проду­манной философии в этом основном вопросе».

В своеобразной попытке психофизиологического обоснования процесса познания М. Борн не идет даль­ше избитой концепции «гештальт-психологии», отрицаю­щей в сущности, объективную реальность окружающе­го мира. При определении физической реальности, он, разумеется, вовсе не руководствуется марксистско-ле­нинским понятием материи. В соответствии с господст­вующей прагматической тенденцией буржуазного миро­воззрения, ученый отождествляет понятие «реальности» с понятием «важности», и, тем самым, не признает, по существу, независимую от человека объективную реаль­ность явлений природы и общества. «Реальности» крестьянина или ремесленника, купца или банкира, госу­дарственного человека или солдата, — утверждает он,— очевидно, имеют мало общего»⁵¹. М. Борн пытается най­ти определяющий признак физической реальности иск­лючительно в математическом аппарате. В частности, та­ким признаком, по его мнению, может служить понятие инвариантности.

Основным теоретиком такого рода абсолютизации математики и возведения ее в ранг единственно возмож­ной философии вообще и логики в особенности до сих пор является английский философ Б. Рассел. Учитывая необычайную важность и актуальность этого вопроса, проф. Фаталиев остро критиковал математическую аргу­ментацию неопозитивистов в лице Б. Рассела и его сто­ронников.

Представители «математического» направления в не­опозитивизме не отрицают исторической связи с прош­лым ограниченным эмпиризмом Д. Локка, Д. Беркли и Д. Юма. Профессор Фаталиев разоблачает также пря­мое совпадение позиций Рассела с махистским учением о комплексе «элементов мира». И в том, и в другом слу­чае под начальными элементами позитивизм понимает ни что иное, как чувственные восприятия. Различие, на котором настаивают современные неопозитивисты, со­стоит лишь в гораздо более широком использовании ма­тематики и логики. Создателем нового логического ме­тода в данном случае и выступает Б. Рассел.

Было бы непростительной ошибкой отрицать важное значение метода логического анализа понятий или недо­оценивать роль математической логики в развитии сов­ременной науки. Следует признать также известную за­слугу выдающегося ученого, философа, борца за мир Б. Рассела в создании основ современной логики и ма­тематики. Но с основной философской позицией Рассе­ла, с его философскими выводами нельзя согласиться. Так, отправляясь от правильных посылок в математике о сведении положений, относящихся к высшим видам чи­сел (иррациональных, комплексных и т. д.) к положе­ниям о натуральных числах, он безосновательно сводит затем положения о натуральных числах к логическим понятиям, ошибочно сводит тем самым математику к логике, а последнюю считает априорной наукой. После этого Б. Рассел пытается перенести свой априорный ло­гический метод на все области знания.

Попытка свести математику к логике, формализовав ее и лишив объективного содержания, неоднократно предпринималась философствующими буржуазными уче­ными. Кроме В. Рассела, много усилий в этом направле­нии приложил, в частности, известный немецкий матема­тик Д. Гильберт (1862—1943) в своих работах по осно­ваниям геометрии и математической логике. Все эти по­пытки не приводили к положительным результатам, поскольку невозможно было ограниченными средствами логики или математики доказать внутреннюю непроти­воречивость математических теорий. Благодаря открытию К. Геделя, доказавшего, что внутреннюю непротиво­речивость арифметики нельзя обосновать средствами самой арифметики, несостоятельность таких попыток, за­мечает проф. Фаталиев, следует из самого развития ма­тематической логики. Будучи первоначально членом Вен­ского кружка неопозитивистов, Гедель не случайно вы­ступил против субъективизма Б. Рассела. Субъективизм и формализм враждебны науке и нетерпимы в логике научной аргументации. Для доказательства непротиво­речивости, а, следовательно, справедливости любой ма­тематической теории необходимо, в конечном счете, об­ратиться к ее соответствию действительности. Конечно, справедливость неэвклидовой геометрии Лобачевского логически следует из внутренней непротиворечивости геометрии Эвклида, а доказательство справедливости эвклидовой геометрии, в свою очередь, может быть све­дено к доказательству непротиворечивости арифметики, утверждает X. М. Фаталиев, однако для того, чтобы до­казать, даже чисто логически, непротиворечивость ариф­метики, мы вынуждены будем обратиться к вопросу о соответствии арифметических аксиом количественным отношениям действительности. Кроме того, никогда не следует забывать о том, что любая отрасль математики, в том числе эвклидова и неэвклидова геометрия, имеют и прямую связь с действительностью, с практикой, яв­ляющейся основой и критерием истинности всякого по­знания.

Доходчиво и убедительно показывал профессор Фа­талиев, таким образом, что математическая аргумента­ция современного неопозитивизма терпит крах. Нет ни­каких оснований позитивистски истолкованные методы математической логики распространять на все области знания. Ничего нового, кроме излишней путаницы, такое «распространение» науке не приносит. В ходе своей истории позитивизм теряет один вид аргументации за другим.

В последние годы своей жизни проф. Фаталиев мно­го внимания уделял критике тех новейших направлений в буржуазной философии, которые стремились объеди­нить математическую, физическую, биологическую аргу­ментации в связи с неопозитивистским толкованием до­стижений кибернетики.

В качестве новой области знания, выросшей в послевоенные годы, кибернетика всегда встречала правильное понимание со стороны коллектива кафедры философии естественных факультетов МГУ, со стороны основателя и первого руководителя кафедры проф. Фаталиева. Здесь не имели места ни недооценка смысла и значения кибер­нетики, ни излишняя переоценка ее возможностей и пре­тензий. В дискуссиях, проводимых на заседаниях кафед­ры с участием математиков (проф. Л. А. Ляпунова проф. К- А. Рыбников), определенно положительное со­держание кибернетики, как науки, занимающейся глав­ным образом математическим изучением процесса функ­ционирования управляющих систем в технике и живых организмах, выработкой общих методов и моделей в изучении этих систем, исследованием логических опера­ций, производимых электронно-счетными машинами.

Тот круг вопросов, который в настоящее время разра­батывает кибернетика в теории информации, в теории счетных машин, в теории игр и т. д., является чрезвы­чайно плодотворным для развития всех наук, и, в том числе, философии. Она, несомненно, решающим образом способствовала взаимному проникновению и обогаще­нию математических, физико-технических, биологических и социальных наук. Благодаря ей в короткий срок, в ка­кие-нибудь десять-пятнадцать лет, было достигнуто ка­чественно новое внедрение современных математических методов, в частности — математической гипотезы и математического моделирования в биологические науки, а, отчасти, и в социальные (языкознание, политическая эко­номия). Столь широкое и интенсивное внедрение новых, чрезвычайно общих, абстрактных по своему существу математических методов в научное исследование требо­вало правильного философского подхода, научной мето­дологической ориентации. Наряду с учетом диалектиче­ского закона перехода количественных изменений в ка­чественные, требовалось также правильное понимание других законов диалектики, диалектического соотноше­ния общего, особенного, единичного и т. д.

Чуждые марксистской, материалистической диалек­тике буржуазные кибернетики вместе с научным мате-, риалом неизбежно вносили в свои суждения позитиви­стскую терминологию, устаревшие механистические кон­цепции «человека — машины». Многие из них до настоя­щего времени ошибочно употребляют в качестве синонимов такие совершенно различные по своему содержанию понятия, как «нервная сеть» и «контактно-релейные схе­мы», «реле» и «синапсы» и т. д. Французский ученый Л. Куффиньяль, расширяя предмет кибернетики до пред­мета философии вообще, превращает кибернетическое понятие «информации» в эклектическое, позитивистское «третье начало», объединяющее физические и психиче­ские, материальные и идеальные элементы, считает су­щественные специфические отличия между явлениями природы, общества и мышления лишь «незначительны­ми деталями»⁵². Подобные точки зрения в кибернетике проф. Фаталиев X. М. с полным основанием считал тож­дественными неопозитивизму, поскольку именно позити­висты всегда пытались сводить биологические и психи­ческие процессы к физическим и техническим операциям, изучаемым с помощью математической логики, всегда утверждали, что поведение живых организмов можно объяснить только лишь средствами физики и мате­матики.

И до возникновения кибернетики одни и те же мате­матические методы были применимы для описания волн, бегущих по поверхности моря, и волн электромагнитных, однако на этом основании никто не станет сводить элект­ромагнитные явления к явлениям гидродинамическим. Тем более нет никаких оснований, делает вывод X. М. Фаталиев, считать математическую аналогию между дей­ствием управляющих технических систем и функцио­нальной деятельностью живых организмов доказатель­ством сводимости биологических процессов к физиче­ским. Что же касается взаимоотношения между маши­ной и мозгом, машиной и мышлением, то, кроме специфи­ки биологических основ мышления, необходимо также учитывать отличительные особенности общественных процессов, обусловливающих формирование и развитие сознания у человека.

Всеобщий характер и большие возможности матема­тических и физико-технических методов в изучении за­конов деятельности кибернетических устройств, живых организмов и человеческого мышления проф. Фаталиев объяснял наличием внутреннего единства всех форм движения материи. Марксистско-ленинское учение о несводимости высших форм движения к низшим вовсе не исключает некоторых элементов сходства между ними. Таким общим свойством всей материи как мыслящей., так и неорганической, служит, прежде всего, свойство «отражения». «Элементарные логические операции, про­изводимые кибернетической машиной, выполняемые ею элементарные функции умственной деятельности служат одной из ярких иллюстраций того, что предметы неор­ганической природы (здесь речь идет, конечно, не о про­стых предметах, а о довольно сложных комбинациях их, — замечал X. М. Фаталиев,—но все-таки о предме­тах неорганической природы) обладают определенными свойствами отражения. Они способны реагировать на внешние воздействия, свойство отражения, присущее этим машинам, имеет нечто общее с другими, более раз­витыми формами отражения»⁵³.

Большой интерес к философским вопросам естество­знания не носил у проф. Фаталиева X. М. случайного или отвлеченного, чисто академического характера. Это был глубоко партийный интерес. На базе новейших до­стижений науки X. М. Фаталиев развивал и совершенст­вовал теорию и практику пропаганды марксистско-ле­нинского мировоззрения. Уделяя огромное внимание разоблачению теоретической несостоятельности позити­вистских концепций, он обнаруживал их внутреннюю противоречивость, расхождение с фактами науки, с тем научным материалом, на который пытаются опереться современные буржуазные философы. Было бы неверным полагать однако, что обобщение нового научного мате­риала и критика неопозитивизма велась проф. X. М. Фаталиевым исключительно в рамках физики или матема­тики. X. М. Фаталиев был глубоко партийным советским ученым и философом, он всегда подчеркивал социаль­ные основы в развитии науки, указывал на классовые корни современной буржуазной философии. Отсюда то особое значение, которое придавал он в своей работе вопросам истории естествознания, социальным пробле­мам науки.

СПИСОК НАУЧНЫХ И ПРОПАГАНДИСТСКИХ РАБОТ X. М. ФАТАЛИЕВА

I. Монографии

1.  Естественные науки в жизни общества. Изд. МГУ, 1956.

2.  Диалектический материализм и вопросы естествознания. Изд. Сов.   наука,   1958.

3.  Естественные    науки    и  материально-производственная¹   база социализма.   Соцэкгиз,   1960.

4.  Марксистско-ленинская  философия естествознания. М.  «Выс­шая   школа»,   1960.

5.  Марксизм-ленинизм и естествознание. М., МГУ, 1962.

II. Статьи по  физике

6.  О дрейфе электронов в плазме. «Журнал экспериментальной н   теоретической   физики»,   9,    167,    1939.

7.  О влиянии слабого магнитного поля на плазму. «Журнал экс­периментальной  и теоретической физики», 9, 814,   1939.

8.  О влиянии магнитного поля на плазму. Доклады АН СССР, т.   XXIII,   ?   9,   1939.

9.  Эффекты магнитного поля в плазме. Кандидатская диссерта­ция.

10.   Об анизотропии свободных  электронов   в   плазме.  «Журнал экспериментальной и теоретической физики» ? 11, 290, 1941.

11. О влиянии продольного магнитного поля на плазму. «Известия Азиатского филиала АН СССР» ? 9, 1944.

12.  К теории плоского зонда в плазме. «Вестник МГУ» Ла 2, 1952.

III. Статьи по философским вопросам естествознания

13.  Наука   и  материально-производственная деятельность  людей. Тезисы докладов философского ф-та. Сессия 200 лет МГУ. 1955.

14.  «Материализм и эмпириокритицизм» В. И. Ленина и некоторые философские   вопросы современного   естествознания.   Сб.  «Великое произведение воинствующего материализма». М.  «Знание», 1959.

15.  «Материализм и эмпириокритицизм» В. И. Ленина и некото­рые проблемы современной физики. «Философские науки» ? 1, 1959.

16.  Диалектический   материализм   и  современное  естествознание. «Коммунист»  ?   10,   1959.

17.  Наука о природе в буржуазных странах на службе основно­го экономического закона современного капитализма. «Вестник МГУ» ? 7, 1953.

18.  К вопросу о естественнонаучных предпосылках возникновения диалектического материализма. «Вестник МГУ» ?  11,  1955.

19.  О  взаимосвязи   естественных* наук   и материально-производ­ственной деятельности людей. «Вестник МГУ» ? 4,  1956. «Вестник МГУ»   ? 11,  1955. Analele Romino-Sovietice, Filosofie, ? 1, 1957.

20.  Развивать творческое содружество философов и естествоиспы­тателей. «Вестник высшей школы» ? 12, 1956.

21.  «Капитальный труд выдающегося ученого», рецензия на книгу

134

Дж. Бернала «Наука   в истории общества».  «Вопросы философии» ? 7,  1957.

22.  За тесную связь философии и естествознания. «Вестник выс­шей школы» ? 11, 1959.

23.  «Материализм и эмпириокритицизм» В. И. Ленина и современ­ное   естествознание.  «Единство»,   ГДР,   1959.

24.  Философский аспект взаимосвязи теории и опыта в естество­знании. Einchait. Zeitshrift fur philosophy,  1959.

25.  Угрожает ли  вселенной тепловая  смерть? «Наука  и  жизнь» ?   8,    1959.

26.  К оценке Энгельсом физики XX века. Сб. «Философские во­просы   современной   физики».   Изд.   АН   СССР,    1952.

27.  К вопросу о кризисе механицизма. «Вестник МГУ» ? 10, 1952.

28.  Новый этап кризиса   физики   и пути развития   современной физики. «Ученые записки МОЛИ», т. XV, 1950.

29.  О роли социалистических производственных отношений в раз­витии науки о природе. «Вестник МГУ»   ? 7, 1957.

30.  К вопросу о роли науки в развитии производительных сил в переходный период. «Вестник МГУ» ? 11, 1954.

31.  История Московского Университета, гл. III. Изд. МГУ,  1956.

32.  Естественные науки и производство. Сб. «Некоторые философ­ские вопросы естествознания». Изд. АН СССР, 1957.

33.  Враждебность неопозитивизма современной науке. Материалы Всесоюзного  совещания зав.  кафедрами  обществен, наук. Госполит-издат,  1958.

34.  Неопозитивизм и некоторые проблемы естествознания. «Фило­софские науки» ? 1, 1958.

35.  Наука и социальный прогресс. Доклады представителей со­ветской философской науки на XII межд. конгрессе. Изд. АН СССР.

36.  К вопросу о формах движения  материи. Analele Romino-So­vietice, Filosofie, ? 2, 1957.

37.  Возникновение   диалектического   материализма    и   развитие естествозн. Analele Romino-Sovietice, Filosofie, ? 3, 1956.

38.  К вопросу о формах движения материи в связи с развитием совр. физики. Сб. «Философские вопросы естествознания», т. II, изд. МГУ,  1959.

39.   Научное редактирование «Истории Московского Университе­та», т. П. Изд. МГУ, 1955.

40.  Некоторые итоги научной работы кафедры  философии.  «Ве­стник   Высшей   школы»  ?   ]2,   1955.

41.  К истории борьбы за диалектический материализм в советской физике. Докторская диссертация.

42.  Научное редактирование сб. «Некоторые философские вопросы естествознания». Изд. АН СССР, 1957.

43.  Научное редактирование сб. «Философские вопросы естество­знания», т.  II. Изд. МГУ,  1959.

44.  «Материализм и эмпириокритицизм» В. И. Ленина и некото­рые достижения современного естествознания. «Философские науки» ? 2, 1959.

45.  В.  И. Ленин о  неисчерпаемости материи и новейшие дости­жения физики. «Материализм и эмпириокритицизм». Соцэкгиз, 1959.

46.  Философское значение четырехмерного континуума  а  теории относительности.  Сб. «Философские  вопросы  современной  физики», т. III. Изд. АН СССР.

135

СОДЕРЖАНИЕ

От издательства......................         5

Профессор Г. В. Платонов. X. М. Фаталиев как ученый, пе­дагог и общественный деятель.............          7

М. О. Сайгидов. Жизненный путь профессора X. М. Фата-лиева......................... 24

Доцент А. А. Иванов. X. М. Фаталиев в Московском универ­ситете ......................... 44

Профессор С. С. Андреенко. Таким я знал Фаталиева  ...        55

Бесимбай Сахариев. К вопросу о взаимосвязи пространства

и времени....................... 60

Доцент Л. И. Щёкина. Категория причинности в трудах

X. М. Фаталиева .................. 78

Профессор М. И. Шахпаронов. О некоторых вопросах фило­софии естествознания, рассматривавшихся X. М. Фатали-евым.......................... 91

Канд. философ, наук Г. 3. Касавина. X. М. Фаталиев о роли

и месте науки в жизни общества............ 96

Доцент К. А. Новосельцев. Вопросы истории естествознания

в работах X. М. Фаталиева............... НО

Доцент П. Е. Сивоконь. Критика неопозитивизма X. М. Фа-

талиевым....................... 122

Список научных и пропагандистских работ Х.М. Фаталиева .      134

X. М. Фаталиев

Под редакцией   Г. В. Платонова, П. Е. Сивоконь, К. А. Новосельцева.

Художник Л. Н. Брузгин. Редактор Н. В. Астратьянц. Худож.   редактор Ф. Г. Джанахаа.   Техн. редактор М. Ханукаев, Корректоры 3. А. Годованец, В. Т. Сырхаева.

Сдано в набор 6-V-1963 г. Подписано к печати 15-XI-1963 г.   Формат   бумаги 84x108 ¹/₃2- Бум. л. 2. 125. Печат. листов 4,25. Усл. печ. листов 6,97. Уч.-изд. л. 6,48. СО 1947. Тираж 5000. Цена 39 коп. Переплет 20 коп.

Дагестанское книжное издательство Министерства культуры ДАССР,

Махачкала, ул. Маркова, 55. Зак. ? 737. Республиканская книжная типография, г. Орджоникидзе, ул. Джанаева, 20.